вышку одной силой мысли. Да и на раба он не похож — не по уставу нахальная рожа. Хантсман перебирал в уме варианты, но картина никак не хотела складываться — слишком многих деталей недоставало. Уже пересекая двор, он заметил знакомую фигуру у одного из ангаров и свернул в её сторону.
— Капитан, — Тощий отшвырнул недокуренную сигарету и неуклюже отсалютовал. — Я тут это, подышать свежим воздухом вышел.
Из полумрака ангара вынырнула Элис и, заметив Хантсмана, вытянулась как по струнке.
— Вольно, — он кивнул на тлеющую сигарету. — Есть ещё?
— Вы ж бросили, — Тощий неохотно протянул пачку.
— Бросишь тут…
— Хоть бы затушил! — Элис демонстративно растёрла каблуком окурок. — Что-то стряслось, капитан?
— Пока не знаю, — Хантсман сделал затяжку, удивляясь, что даже не закашлялся, а ведь уже два года, как завязал с этой дрянью.
— Это как-то связано с недавними визитёрами? — Тощий опасливо покосился на гору мусора, когда-то бывшую дозорным пунктом. — Даже не верится, что это мог сделать человек.
— Мутант, — поправил его Хантсман.
— Кем бы он ни был, а чувства у него вполне человеческие, — Элис скрестила руки на груди, с вызовом глянув на Хантсмана.
— Чего не сделаешь ради женщин, — подмигнул ей Тощий, и она, возмущённо фыркнув в ответ, скрылась в ангаре.
Хантсман ухмыльнулся: девчонка, сплошной ветер в голове. Тут едва базу не разгромили, а она о романтике грезит. Начиталась, видать, о принцах на белых конях… Чёрт, точно! Твин же говорила, что помогала принцессе бежать из замка. Может, это как-то связано с сегодняшней депешей? Хотя чего тут гадать, проще спросить у связного.
— Не передышись тут своим свежим воздухом, — бросил он Тощему, гася недокуренную сигарету. — Если кто-то спросит обо мне, скажи, что я на разведке и скоро вернусь.
Глава 9
— Вот говнюк! — морщась и кряхтя, Керс осторожно стянул рубаху. — Засунуть бы ему этот кнут в жопу и заставить пробежать пару кругов. Прямо по свежим штрихам хлестанул, гнида одноглазая!
— Ты же видел, что он не в духе, чего нарывался? — Твин умостилась рядом с лежащим на животе Семидесятым и коснулась его лба. — Да ты весь горишь!
Слай приподнялся на локтях и вымучил кривую улыбку:
— Не парься, я в порядке. Как прошёл день?
Выглядел он паршиво: бледное, что стена столовки лицо блестело от испарины, под глазами пролегли синие круги, губы потрескались и кровоточили. Ему бы в лазарете в себя приходить, но вчера мастер велел отправить его в загон, к остальным.
— Всё как обычно, — отмахнулся Керс и встревоженно глянул на Твин. Та в ответ чуть заметно кивнула. — Я это… Сейчас вернусь.
— Да мне уже лучше, правда. Пара дней, и буду как новенький, — заверил Слай, но вышло у него не слишком убедительно.
— Будешь, куда ж ты денешься. Керс уже договорился с лекарем, — Твин потрепала его по мокрому ёжику волос и поднялась. — Схожу за чистой повязкой.
Слай проводил подругу долгим взглядом, потом повернулся к Харо:
— Слушай, брат, ты у нас молчун… В общем, есть у меня к тебе важное дело.
— С чего бы такая честь?
— Брось язвить, неподходящее время, — Слай кивнул, чтобы подошёл ближе и, не сводя глаз с двери, понизил голос. — Короче, Бифф меня, похоже, убрать собрался. Есть у него повод… Беда в том, что и вас зацепить может. Я его шуганул, но мало ли, вдруг ему моча в голову ударит.
— Хренасе ты влип, братишка! — Харо присвистнул. — Что я должен сделать?
— Ты когда ему дверь расхерачил, он подумал, что вы всё знаете, так что будь эти дни предельно осторожен, усёк? Не спускай с Твин глаз, любое подозрительное движение с его стороны — сразу беги к Триста Шестому и передай ему всё, что я сейчас расскажу…
От громкого хохота Харо подскочил, пытаясь сообразить, где находится и куда подевался Слай. Вместо загона — тесная комнатушка с полудюжиной двухъярусных коек, между которыми фиг протиснешься, пара шкафов да небольшое оконце, распахнутое настежь. Морок с Шестьдесят Седьмым, развалившись на соседних лежанках, что-то бурно обсуждали. Только при виде их до Харо наконец дошло, что он в Опертаме, а Слай уже вторую неделю как мёртв.
Заметив, что он проснулся, Морок расплылся в псином оскале:
— О, братишка! Мы тут приличное пойло раздобыли, — в доказательство он кивнул на початую бутыль вина. — Будешь с нами?
— Мне на пост, — Харо спрыгнул с койки и поплёлся в душевую, надеясь побыстрее избавиться от беспричинно всплывшего воспоминания.
Морок ляпнул вдогонку что-то о хреновом виде, но сообразив, что колкость не достигла цели, быстро утратил к Харо интерес.
Под холодной водой сонливость как рукой сняло, а вот ноющая тоска никуда не делась. Чёрт, да не вернуть уже ничего! Они мертвы, их больше нет. Выбор сделан, не о чем тут жалеть. Твин не виновата… Никто не виноват.
Натянув новую форму — рубаха давила в плечах, не мешало бы подыскать другую, — Харо направился к выходу, но по дороге зацепился взглядом за своё отражение. Обычно он старался не смотреться в зеркала, а в последнее время и вовсе обходил их стороной — слишком татуировки напоминали о Твин.
«Ты предал меня! Предал свою семью!» — её голос прозвучал настолько отчётливо, что Харо невольно оглянулся, готовый увидеть Твин за спиной.
Нет, это всё в голове. Она умерла, её здесь нет. Предал… Семья… Да что такое семья? Кучка жалких существ, боящихся одиночества и вцепившихся друг в друга просто потому, что так проще и выгоднее: сегодня я помогу тебе, а завтра ты мне. Это, что ли, семья?
Харо со всей дури двинул по стене кулаком. В жопу все эти подражания свободным! Это их участь — жаться друг к другу, как те щенки месмерита, трясясь от страха перед всем на свете.
«Есть я, есть тот, кто мне дорог, а остальное — самообман, которым тешат себя слабаки вроде Керса, — он равнодушно оглядел разбитые костяшки пальцев. — Соберись, кретин! Ты нужен принцессе. Вот, что сейчас важно».
Ровена… Хрупкая наивная девочка, рядом с ней хотелось стать лучше. Наверное, потому он и не смог переступить черту в тот вечер — не так это должно быть. В ней говорило выпитое, она и сама не понимала, что творит, а ведь чего ему только стоило перебороть искушение и заставить себя уйти…
Мысли о принцессе помогли прийти в себя. Не время пускать сопли, нельзя забывать, где они находятся. Девчонка слишком доверчива, не замечает очевидного — магистр темнит. Эти его сальные улыбочки — старый пёс явно
