первого слова этого небольшого текста (например, в разделе на букву «А»: «Абате Абати. Автор сей...»). После перечня всех авторов, печатавшихся на вольгаре, Дони предлагает читателю еще три рабочих инструмента: типологиюжанров на народном языке («Humanité / Dialoghi / Comedie / Rime / Lettere /Romanzi / Storie»), перечень текстов, переведенных с латыни на итальянский (они классифицируются иначе: «Sacra Scrittura e Spirituali / Historie / Epistole tradotte / Comedie Tragedie / Medicina») и «Общий список всех книг на народном языке» («Tavola Generale di tutti libri volgari») в форме книготоргового каталога, но без библиографических сведений об отдельных изданиях.
Спустя год после первой книги Дони публикует «Вторую Библиотеку» («La Seconda Libraria»), посвященную еще не опубликованным книгам. Она строится по тому же принципу: тот же алфавитный указатель авторов, от Аскаризио да Ченто до Дзаноби флорентийца, та же игра на соответствиях между буквой алфавита каждого из разделов и первой буквой первого слова небольших новелл, или апологов, предваряющих каждую рубрику. Как отметил Амедео Куондам, эта «Библиотека» рукописных сочинений, «Книг, которые Автор видел в рукописях и которые пока не напечатаны», в значительной мере вымышлена: это перечень выдуманных авторов и воображаемых заглавий. Она служит своего рода «парадоксальным, ироническим двойником» «Библиотеки», описывающей опубликованные сочинения[166]. В 1557 году Дони объединяет обе «Библиотеки» в один том ин-октаво, также напечатанный в Венеции Габриеле Джолито де’ Феррари. К ним он добавляет третий трактат: дополненный текст (уже входивший в издание 1551 года) об «основании Академий, вместе с их названиями, девизами, эмблемами и сочинениями, написанными всеми Академиками» («l’inventione dell’Academie, insieme con i sopranomi, i motti, le imprese, e l’opere fatte di tutti gli Academici»). Обе «Библиотеки» Дони, названные на титульном листе издания 1557 года «книгой, необходимой и полезной всем, кому надобно знать наш язык и кто хочет уметь писать и рассуждать относительно всех авторов, книг и сочинений» («libro necessario, e utile a tutti coloro che della cognitione della lingua hanno bisogno, e che vogliono di tutti gli autori, libri, e opere sapere scrivere, e ragionare»), образуют вместе сложную книгу. Множество их значений не исчерпывается библиографическим определением («они являются не только первой итальянской национальной библиографией, но и первыми библиографиями на народном языке»[167]): в них прославляется величие и достоинство вольгаре, дается перечень современных авторов, а также, в пародийной модальности, расширяются границы литературного вымысла.
Сочинение Дони пользовалось известностью во Франции; оно послужило непосредственным образцом для двух «Библиотек» опубликованных в 1584 и 1585 годах Франсуа де Лакруа дю Мэном и Антуаном Дювердье[168]. Обе книги преследуют одинаковую цель: показать, что французский язык превосходит итальянский — и по числу авторов, пишущих на нем, и по своей древности как литературный язык, и по объему изложенных на нем знаний. Эта направленность эксплицитно выражена в «Первом Томе Библиотеки г-на де Ла Круа дю Мэна. Каковая есть сводный перечень всякого рода Авторов, писавших по-французски от пятисот и более лет назад и доныне» (Париж, Абель Ланжелье, 1584). Лакруа дю Мэн не только подчеркивает в заглавии древность народного языка («от пятисот и более лет назад»), но и сравнивает, в пользу Французского Королевства, «три тысячи авторов» (на самом деле их 2031), указанных в его «перечне», с тремя сотнями (на самом деле 159), фигурирующими в «Libraria», уточняя, что «это могут засвидетельствовать вместе со мною все, кому угодно будет прочесть книгу Антуана-Франсуа Дони Флорентийца, каковой выпустил в свет сочинение, озаглавленное им Библиотека, сиречь Каталог древних и новых итальянских книг, и напечатанное четыре года назад, а именно в год от Рождества Христова 1580-й» (Лакруа дю Мэн принимает одно из переизданий произведения Дони за первое издание, вышедшее тридцатью годами ранее).
В «Библиотеке Антуана Дювердье, сеньора де Воприва, содержащей Каталог всех, кто писал либо переводил на Французский язык и иные Диалекты сего Королевства» (Лион, Бартелеми Онора, 1585) признание превосходства французского языка сопровождается лишь имплицитной отсылкой к Италии: «Коротко говоря, число великолепных Писателей и всяческих добрых книг столь возросло, что, представляется, отныне нам уже нет нужды заимствовать у других какую-либо науку, ибо все они есть у нас и, быть может, изложенные в лучшей форме, или, по крайней мере, более в нашем вкусе и более доступно для нашего изучения». Образцом для Дювердье служит уже не Дони, а Геснер: «В наше время Конрад Геснер собрал воедино всех существующих Авторов на трех языках. Еврейском, Греческом и Латинском, к великой чести для себя и пользе для всех». С отсылкой к этому древнему знанию и великому примеру («Дал я этой своей книге заглавие Библиотека, ибо Геснер назвал так свою») Дювердье и строит свой каталог, призванный доказать превосходство новых: «Последовал я желанию сделать нечто подобное для наших Французов, что писали на нашем языке, дабы показать миру, сколь изобильна наша страна славными умами». В отличие от Лакруа дю Мэна, ему нет необходимости настаивать на великой древности французского языка: он ограничивается перечислением современных («за последние шестьдесят-семьдесят лет») авторов, достаточно многочисленных и великолепных, и не упоминает самых древних, ибо до этого времени «наши в писаниях своих были довольно неуклюжи».
Между «Библиотекой» Дони и «Библиотекой» Лакруа дю Мэна существует очевидное родство: в обеих приводится список книг, написанных на народном языке или переведенных на него, как печатных, так и тех, что остались рукописными; в обеих даны краткие биографии авторов некоторых вошедших в перечень произведений (Лакруа дю Мэн уточняет в заглавии: «...с приложением жизнеописаний самых известных и именитых [авторов] из тех трех тысяч, что содержатся в этом сочинении, а также рассказа об их творениях, как печатных, так и иных»); в обеих авторы расположены в строгом алфавитном порядке имен (от Абеля Фулона до Ива Лефортье у Лакруа дю Мэна). В посвящении королю (в данном случае Генриху III) Лакруа дю Мэн считает необходимым обосновать этот принцип организации своего творения, поскольку он не отдает должного сословным различиям: «Остается еще один момент, о котором следует предуведомить вас, Государь Французов, а именно: не сочтите за проступок, если расставил я имена некоторых людей в таком порядке, что (согласно чьему-либо поспешному суждению) вы могли бы сказать, что напрасно я так сделал и впал в слишком большое заблуждение. К примеру, если видите вы, что я, говоря о Королях Французских, о Франциске I, Карле IX и Генрихе III, ставлю их не согласно их положению, а после их подданных, или, рассказывая об отце или матери, сперва говорю о детях, или же об
