подпёрли дальше некуда. А жить каждой твари хочется. Вот и они жить хотят. И так хотят, что даже договорились между собой. Как наши разведчики умудрились разнюхать, не знаю, вот только со дня на день ждём мощного удара объединёнными силами. Это для них вопрос жизни и смерти. Прорвутся – ищи-свищи их потом в долине по зелёнкам. Здесь останутся – с голоду передохнут. Ладно, вроде как разгрузка закончилась. Ну, спасибо за тепло.
–На здоровье. Удачи.
–Она мне не помешает. Как и всем нам.
Старлей выскочил из машины, хлопнул дверцей и пошёл к своим солдатам. В кабину залез водитель, и машина, развернувшись, снова помчалась в лагерь.
Работы было невпроворот. За двое суток удалось поспать урывками всего шесть часов. Утром с линии первого эшелона стали раздаваться звуки боя. Роту Николая направили на подвоз раненных в полевой госпиталь. Возили их со второй линии обороны, куда их выносили из передовых окопов. Пули залетали и сюда, поэтому сборный пункт оборудовали в лощине. Раненных, в ожидании машин раскладывали прямо на земле. Между лежащими сновали санинструктора, перевязывали, смывали мокрыми тампонами с лиц кровь и пороховую копоть. Над лощиной стоял острый запах крови, который безуспешно пытался выветрить пронизывающий ветер. Стоны раздавались практически отовсюду. Приняв партию раненных, Николай дал команду водителю ехать к госпиталю.
–Давай, дорогой, побыстрее.
–Да я же, товарищ лейтенант, и так стараюсь побыстрее. Только дорога, сами видите, какая. Яма на яме. А им там, в кузове каждый толчок – мука смертная.
Перед палатками полевого госпиталя разгружались машины. Раненных тут же перекладывали на носилки и несли в «приёмный покой»: накрытую тентом площадку, на которой были установлены дощатые настилы для раненных. Какой-то незнакомый врач прохаживался между раненными, осматривал их и определял очерёдность поступления в операционную. В этой беготне и суете Николай умудрился выхватить из общего потока статную Людмилу.
–А, это ты. – Людмила заправила выбившуюся прядь волос под медицинскую шапочку. – Что хотел? Говори быстрее, а то мне некогда. Там Хамленко в операционной, как лев в клетке.
Словно в подтверждение её слов из армейской палатки, служившей операционной, сопровождаемый матами Хамленко, выскочил солдат, запутался в пологе, полетел кубарем и, подталкиваемый руганью, вскочил на ноги и помчался куда-то.
–Вот. Видел? Там четыре стола. Хамленко, Мережков и два хирурга из перевалочного.
–Где Виталька? Как он там? Давно я его не видел. Дня три.
–Они по боевой готовности уже двое суток на аэродроме сидят вместе со спецназом МВД. Его туда прямо из моего вагончика вытащили. Сама за него переживаю.
–Не бойся, он ещё и не в таких передрягах бывал. И жив-здоров. Я думал, что он сейчас там, на передовой.
–Как не переживать. Я второй потери, наверное, не переживу. Хорошо, работы много. А так, я бы, наверное, с ума бы сошла. Ладно, я полетела.
Людмила убежала. Пока разгружали раненных, подъехало ещё несколько машин, и Николай пошёл туда побеседовать со своими сослуживцами, которых в течение этих двух суток видел только из окна машины.
–Колян! – Позвали его из толпы. Коля обернулся и увидел Рината, который ковылял к «приёмному покою» с рукой на перевязи.
–Ринат? Ты оттуда?
–Ага. Вот не повезло. Опять туда же зацепило. Да что же это у меня левая сторона такая невезучая! Но на этот раз, вроде полегче. Видишь, сам хожу. Прошлый раз я в сознание только в самолёте пришёл. Но всё равно пора на отдых в тыл. Отвоевался пока. Теперь домой.
–Как там?
–Жарко. Воды попить некогда. Они, гады, всё прут и прут. Волна за волной. Не продохнуть. Раненных, видишь, сколько. Да и двухсотых полно. «Чёрному тюльпану» работы привалило.
–И похоронному взводу.
–Это точно.
–Ладно, мне надо ехать. Выздоравливай.
–Себя берегите. А я вам на большой земле встречу подготовлю. У Лошака адрес мой возьми. После войны приедешь, встречу как полагается.
Бой продолжался ещё почти сутки. Когда наступающие стали выдыхаться, за дело взялись свежие силы. Батальон спецназа совместно со спецназом МВД завершили разгром объединённой группировки. Войсковая операция завершилась.
Сашка Лошак грустно заглянул в кружку и отхлебнул чай. Друзья жарили хлеб на раскалённом корпусе буржуйки и по модулю распространялся опьяняющий аромат пекарни. Сашка только приехал с большой земли, куда вылетал на похороны брата. – Для меня, Коля, брат идеалом был. Я во всём старался на него походить. И в военное училище пошёл, потому, что он был офицером. И не просто офицером, а одним из лучших. Он же в Афгане второй срок уже был. Первый орден «Красной Звезды» получил за то, что раненного солдата с километр на себе под огнём тащил. Не бросил. И мне всегда в письмах писал, чтобы о солдатах, как о родных детях заботился. Его и ранило, когда он в огневом заслоне остался. Не смог никого из солдат на смерть послать. Сам остался. Прикрыл отход и всю группу спас. Его тогда в тяжёлом состоянии сразу в Ташкент в окружной госпиталь вывезли. Там по запчастям собирали. Три года по госпиталям… Как выписали, дали отпуск домой. У него в Тамбове пересадка была. Там он и нарвался на пьяных дембелей. Они потом на следствии сказали, что у них обида была какая-то на своих офицеров. Ну и на брата моего наткнулись. Пьяным-то море по колено. А тут брат ещё им замечание сделал. Ну и забили до смерти. Обидно. Он за солдат жизни не жалел и от руки солдата погиб. Я этих сволочей видел. Куда у них героизм делся? Жалкие все, глаза прячут. Прощения просят. Да брата то не вернёшь. Афган прошёл, а вот так за здорово живёшь… Мне, Колян, выть охота.
Сашка замолчал. Разговор не клеился и каждый думал о своём. Николай перевернул кусочек хлеба и свернул новую самокрутку. Махорка была сырая, разгораться не хотела и приходилось делать очень сильные затяжки. Вот и остался он один из их гарнизона. Кажется, сто лет прошло с тех пор, как приехали они сюда, в этот забытый богом край, на эту проклятую войну. Вспомнилось, как стояли они на железных плитах временного аэродрома, со смутной тревогой оглядывая БТРы, вырытые укрытия и огневые позиции по периметру. Так и глазели на всё широко открытыми глазами все трое: Коля, Толик Мальцев и Мишка Спивак. И вот уже увезли санрейсом Толяна с искромсанными миной ногами. Когда Сашка заезжал по моей просьбе после похорон брата в мой гарнизон, он естественно, справлялся про Толика. Говорили, что в гарнизон он так и не вернулся.
