Нииша загнала Акайо и остальных к дальней стене, заставила сесть на длинные лавки, зачем-то прикрепленные к столам. Впрочем, отсюда было даже лучше видно — ряды поднимались, как в театре, так что они оказались словно бы на балконе.
Начали приходить гости, многие оказались смутно знакомы по тому единственному посещению института и по празднику Высадки. Коротко остриженная девушка даже махнула им рукой, Акайо припомнил — она напомнила об ужине, когда Таари привела свой гарем в институт и они увлеклись работой. Сейчас то время казалось невообразимо далеким, размытым, но при этом удивительно четким в отдельных сценах — словно миражи над водой, рожденные на границе дня и ночи.
Таари откашлялась, разговоры в комнате стихли. Встала женщина, сидевшая на первом ряду.
— Рады видеть тебя, Таари Н’Дит, на соискании докторской степени.
— И я рада видеть вас, коллеги, и лично вас, доктор Л’Гури. Спасибо, что снова приняли на себя обязанности главы диссертационного совета. — Таари церемонно склонила голову. На миг замерла в этом крохотном подобии поклона, обвела взглядом всех сидящий перед ней. — Как вы все знаете, я уже подавала эту работу на кандидатскую степень. Однако, по соглашению с доктором Л’Гури, мне было разрешено просить о докторской после исправления работы и соблюдении некоторых условий...
— Касающихся людей, чье благополучие обеспечивает кандидат, — закончила за нее глава совета. — Надеюсь, теперь, несмотря на то, что ты все еще не имеешь рабочей группы и слуг, кроме уважаемой Б’Хатты, ты можешь продемонстрировать нам свой гарем в надлежащем состоянии?
Таари отрывисто кивнула, подняла лицо к Акайо. Тот встал, зачарованный ее глазами, быстрей, чем она могла бы добиться, потянув за ошейник. Она улыбнулась уголками губ, и кровь мгновенно прилила к его щекам.
Он слышал, как рядом вставали другие, как что-то говорила доктор Л’Гури, но в этот миг ничто не имело значения. Во всем мире были только глаза и улыбка Таари.
Она отвела взгляд. Отвернулась к своему столу, рассеянно скользнула пальцами по планшету. Акайо, для которого каждое движение этих рук стало знакомым, вздрогнул в сладком предвкушении, будто теплая ладонь поглаживала не холодный металл во многих шагах от него, а его собственную обожженную плетью кожу.
Его потянул за рукав опускающийся на лавку Иола. Акайо сел, понимая, что его лицо горит слишком красноречиво для всех находящихся в зале.
Это было стыдно. Это было почти лестно — особенно когда последним отвернулся мужчина с квадратной челюстью, и обиженное разочарование на его лице не смог бы прочесть лишь слепец.
— Что ж, формальную часть можно считать завершенной, — подвела итог доктор Л’Гури. — В таком случае позволю себе первой высказаться по сути работы, с которой все собравшиеся в этой аудитории наверняка ознакомились...
Дальше Акайо понимал через два слова на третье, хотя был одним из тех, кто принимал в работе Таари непосредственное участие. Он помнил, как в последние дни перед защитой она часто ругалась на "птичий язык", на который приходится переводить весь текст, и теперь понимал, что она имела в виду. Он точно знал, о чем ее работа, но никогда не смог бы сказать это так длинно, запутанно и непонятно. Поэтому, перестав вслушиваться, начал внимательней смотреть на людей.
Доктора Л’Гури, главу совета, он помнил еще с больницы. За прошедшее время она ничуть не изменилась, оставшись такой же сухой и строгой. Сейчас Акайо удивлялся, почему никогда не сравнивал ее с воинами, или даже с монахами — она была похожа на них в точности.
Вероятно, раньше ему просто не могли прийти в голову подобная мысль в отношении женщины.
Однако и она сама, и все ее коллеги обоих полов больше всего походили на монахов… Или хотя бы на совсем юных послушников, которые еще не способны не бегать по монастырскому саду, но уже с пылом цитируют священные изречения.
Тем временем доктор Л’Гури выдержала паузу, завершая свою речь, и передала слово:
— Спасибо за внимание. Кандидат Д’Аани, вы являетесь оппонентом соискательницы Н’Дит. Что вы можете сказать перед тем, как она представит нам свою работу?
Акайо смотрел на Таари, увидел, на кого она перевела взгляд и замер в странном недоумении. С места поднимался мужчина с квадратной челюстью, и это было неправильно. Невозможно было сформулировать, почему, но неправильно. Этот человек относился к Таари не как к коллеге, а если Акайо правильно догадался об обязанностях оппонента, это было очень плохо. Тем временем Д’Аани заговорил:
— Для начала я рад, что вы меня пригласили, уважаемые коллеги. Как вы знаете, я, в соответствии с правилами защиты, работаю в НИИ СК, и в тонкостях религии хоть Праземли, хоть кайнской империи разбираюсь слабо. Однако некоторые выводы, следующие из работы Таари, напрямую касаются моей области. Возможно, я переоцениваю смелость этой работы, однако тем не менее должен сказать — это принципиально невозможно. Думаю, вы все понимаете, о чем я говорю. Религии не могут быть идентичны в условиях практически бесконечного расстояния между местами, в которых они зародились.
Акайо сидел, стиснув зубы. Речь этого оппонента была слишком похожа на подлый прием, словно тот, с кем свела судьба в додзе, подставил тебе подножку. И хочется позвать мастера, хочется сказать — это нечестно! Я был лучше его! Я думал, он противник, а не враг...
Но ты никогда не позовешь учителя. Ты даже никогда не скажешь, что проигрыш был несправедливым. Потому что это ты недооценил противника. Это ты привык считать друзьями, или, во всяком случае, союзниками, слишком многих. И если ты пожалуешься учителю, он хлопнет тебя палкой по спине и скажет, что это был хороший урок. Давно следовало его усвоить.
Акайо смотрел на Эндаалор. Эндаалор говорил голосом Д’Аани.
Его толкнули в плечо, заставив обернуться. Из-за спин сидящих рядом с ним Джиро и Тэкэры сердито смотрела Нииша.
— А ну перестань делать такое лицо! Ваарт сволочь, да, у нас они тоже встречаются, но убивать его не надо. Пусть себе болтает. Таари все равно знает, что он не прав.
Акайо кивнул. Внизу как раз заговорила Таари, холодно и ровно.
— Я не стану отвечать на заявление своего оппонента иначе, чем в своей работе. Надеюсь, теперь мне можно ее представить?
— Конечно, — подтвердила Л’Гури. — Мы слушаем.
На белой стене появилась первая картина, Таари начала объяснения. К сожалению, сейчас, когда она перевела свою работу на научный язык, Акайо мало что понимал. Он мог только смотреть на рисунки и таблицы, следить за тем, как Таари изредка прерывается, отпивает глоток из стоящего на столе стакана. Думать.
Она говорила, они стараются, чтобы личная заинтересованность не мешала науке. Смеялась, что теперь она куда более заинтересована в исследовании культуры кайнов, но, пожалуй, это не может считаться препятствием для работы.
Как тогда они допустили, чтобы ее оппонентом стал такой человек? Видно же, что...
