Перед ним стояла толстуха среднего возраста в розовом комбинезоне. Цвет комбинезона, как ни странно, гармонировал с ее тугими кудряшками оранжево-розового цвета — такой еще называют «цветом лосося». Лицо круглое, курносое. Нижняя губа полнее верхней и сильно выдается вперед — зубные врачи называют такой прикус «мезиальным». Выражение лица вызывающее; она очень напоминала угрюмого бульдога. Маркби показал ей свое удостоверение.
— Мы тут ни при чем! — отрезала толстуха.
Маркби сделал вид, что не слышал.
— Могу я поговорить с мистером Туэлвтризом? Это его дом?
— Папаши нету. И он тут тоже ни при чем. В его-то возрасте и при его здоровье!
— Где он? — прямо спросил Маркби.
— Не знаю. Пошел прогуляться, как обычно.
— Где он обычно гуляет?
Толстуха шумно втянула в себя воздух.
— Да так, шляется туда-сюда. Далеко-то он не уйдет, с его-то ногами.
— Вот как? — Маркби невинно улыбнулся. — Прискорбно слышать. У него есть палка?
— Да, есть. — Толстуха кивнула, кудряшки затряслись, и Маркби вспомнил многочисленные сэндвичи с консервированным лососем, которыми его кормили в детстве. — Ему бы бедро полечить, так и доктор советует. Только папаша жутко упрямый. Говорит, в больницу нипочем не ляжет..
Она посмотрела на Маркби в упор; в тишине оба услышали новый звук. В противоположном конце узкой прихожей хлопнула дверь. Потом до них донеслись громкое сопение и стук — как будто палки о плиточный пол. Маркби понял, что в дом можно войти и черным ходом. Видимо, за домами есть аллейка.
Маркби улыбнулся, и толстуха сурово насупилась.
— Похоже, ваш отец вернулся. Будьте добры, проверьте, пожалуйста.
С последними словами он шагнул вперед, и толстуха нехотя посторонилась, пропуская его в прихожую. Одновременно с Маркби из другой двери высунулся крепкий приземистый старик. Увидев незваного гостя, он ткнул в него палкой и осведомился:
— Кто такой?
— Он из полиции, папаша! — ответила его дочь. — Чего ему надо, не знаю. Говорит, ты ему нужен. А зачем — понятия не имею. — Ее слова сопровождались презрительным кивком в сторону Маркби. — Небось хотят, чтобы все думали, будто они не сидят сложа руки. Шуму-то сейчас было! Кто-то умер, что ли? Я уже сказала, что ты тут ни при чем.
— Убийство! — крякнул старик с довольным видом. — По пути домой я встретил кое-кого, и мне все рассказали. Что ж, милости прошу… Пойдем ко мне в гости, как говорил паук мухе! — Заметив, что Маркби опешил, старый Билли Туэлвтриз разразился хриплым хохотом.
Дочь проворно толкнула старика к кухне.
— Переобуйся сначала! Нечего пачкать залу грязными сапогами! — громко потребовала она. Обернувшись к Маркби через плечо, она добавила: — А вы идите и подождите его. Он сейчас к вам придет.
Маркби послушно направился в «залу». Здесь все дышало бедностью — и не благородной, которую стараются скрывать из последних сил, а многолетней нуждой, в которой жили несколько поколений этой семьи. Бедняки рождают бедняков и оказываются словно в ловушке. Они влачат жалкое существование не только из-за недостатка наличных денег, но и из-за необразованности, невежества и укоренившегося в них недоверия по отношению к внешнему миру. Ничего удивительного, что Билли Туэлвтриз не хочет ложиться в больницу. Видимо, сама мысль о больнице приводит старика в ужас. Он прожил в Нижнем Стоуви всю свою жизнь и не желает провести свои последние дни в окружении чужих, незнакомых людей.
Маркби осматривался не спеша. Он понимал, что у него есть несколько минут на изучение окружающей обстановки. Билли и его дочь сейчас наверняка обмениваются сведениями и решают, как лучше поступить с гостем. Возможно, Билли из любопытства и согласится побеседовать с ним. Дочь наверняка советует отцу не распускать язык и поскорее избавиться от полицейского. Маркби уже приходилось иметь дело с женщинами типа Дайлис Туэлвтриз, и он понимал, что ее внешность и манеры обманчивы. Ошибочно было бы считать ее недалекой, простоватой, хотя она изо всех сил старается произвести на окружающих такое впечатление. В ее маленьких глазках сквозит цепкий ум. Кроме того, у нее сильно развит инстинкт защиты потомства. При малейшем намеке на опасность, исходящую от незваного гостя, она готова грудью встать на защиту своих близких. Сейчас она защищает своего престарелого родителя, который из-за преклонного возраста и немощности словно заменил ей ребенка… Такую любопытную и печальную перемену ролей можно часто наблюдать в тех случаях, когда опекун превращается в опекаемого.
Тесная комната была заставлена старой, расшатанной мебелью. У камина стояло кресло со сбившимся, выцветшим чехлом; Маркби догадался, что это кресло Билли. Над каминной полкой — портрет сепией: мужчина в форме времен Первой мировой войны. Под ним, на полке, стояли и другие фотографии. На одной, также снятой в технике сепии, были изображены двое детей, мальчик и девочка, одетые в лучшую одежду и жалобно глядящие в камеру. Рядом с ней — полная противоположность: сделанный сравнительно недавно снимок пухлой женщины, отдаленно напоминавшей Дайлис, только одетой получше, в юбку в цветочек и белую блузку. Женщина радостно улыбалась в камеру. Здание у нее за спиной показалось Маркби знакомым и вместе с тем каким-то ненастоящим из-за обилия башенок. Маркби долго смотрел на него в попытке узнать, когда открылась дверь. Он обернулся с виноватым видом.
В комнату, прихрамывая и опираясь на палку, вошел Билли Туэлвтриз. Дочь сунулась было за ним, но Билли тут же дал ей поручение:
— Дайлис, завари-ка нам чайку!
Дайлис ушла, а Билли уселся в свое кресло. Если на кухне отец и дочь и поспорили, Билли наверняка одержал верх. Догадавшись, что сесть ему не предложат, Маркби осторожно сел сам на стул эдвардианской эпохи с прямой высокой спинкой; он держался на самом краешке, потому что ему показалось, что стул не слишком надежен.
— Фотографии наши смотрели? — не без гордости спросил Билли. Он снова поднял палку и ткнул ею в снимки с видом старомодного директора школы. — Вон та, большая… на ней мой отец. Здесь мы с сестрой Лилиан. Ее сын, Норман, сейчас владеет здешним пабом. Надо сказать, неплохо наш Норман устроился. Вон там моя старшая дочь Сандра. Во Флориде снималась, в Диснейленде. А на той фотографии моя старуха и детишки; их снимали, когда старший только в школу пошел. Тогда здесь еще была школа. Теперь на ее месте домов настроили…
Маркби посмотрел на снимок. Расплывшаяся угрюмая женщина держала на коленях младенца. По обе стороны от нее стояли еще двое детей — мальчик лет пяти и девочка чуть помладше. Судя по всему, младенцем была Дайлис.
— Мистер Туэлвтриз, ваша дочь, которую я видел, живет с вами?
— Уже много лет. Я ее приютил. Муженек ее, Эрни Пуллен, бросил ее. После свадьбы только полгода выдержал, а потом сбежал с барменшей из «Герба Фитцроев». После того я ни его, ни ее ни разу не видел. Не знаю, как он вообще женился на нашей Дайлис. Она никогда не была писаной красавицей.
