Книга Кафе на Мировом дереве - Надежда Соколова

Закончив читать очередное стихотворное заклинание, я мысленно представила Дитора в окружении разозленных любовниц и с чувством выполненного долга начала переодеваться. Теперь и поработать можно.

Ронтар посмотрел на меня с подозрением, но допрашивать не стал.

— До закрытия еще три часа, — сообщил он, — мы ждем оборотней, фей и гномов.

Я вспомнила свое предыдущее общение с оборотнями и подавила нервную дрожь.

— Ларуна обслужит, — прекрасно понял меня Ронтар, — а ты чисти и режь все, что нужно для стола.

Вот как раз эта простая механическая работа и нужна была мне, чтобы расслабиться и успокоиться.

— Ронтар, — позвала я через некоторое время, — слова — это понятно. А через образы магия передается?

— И кого ты представила? — покосилось на меня начальство. — Кто тот несчастный?

— Дитор, он меня обидел сегодня, — совсем по-детски надула я губы.

— Бедный инкуб, — качнул головой Ронтар, — не поможет ему его сущность, ты его быстро за Грань отправишь.

Я недовольно поджала губы: то есть этому сволочному инкубу можно надо мной издеваться, а я должна быть паинькой и все покорно терпеть?!

— Лика…

— Я чищу, Ронтар.

— С таким видом? Представляешь, как освежевываешь будущего мужа?

Я недовольно фыркнула:

— С чего вы все взяли, что я пойду за него?! Меня спрашивать не нужно?

— Вы целовались?

Такой простой вопрос. И почему я покраснела, а сердце затрепыхалось в груди при одном воспоминании о губах Дитора?!

— Вот и ответ, — удовлетворено хмыкнул Ронтар. — ты, может, пока не влюблена, но он тебе уже нравится. Пройдет обида, начнешь мыслить здраво и поймешь, что вы — отличная пара.

Я собиралась ответить, но наш диалог прервали Карис и Ларуна, ввалившиеся в кухню с заказами.

Ночь прошла спокойно. А утром, едва я вышла на работу, в кафе появился Дитор. Как обычно, элегантно одетый, носивший с достоинством костюмчик с иголочки, выглядел он неважно: прихрамывал на левую ногу, «красовался» фингалами под глазами и морщился при ходьбе. Я почувствовала, как из моей души исчезают и гнев, и раздражение. Остались только беспокойство и стыд. Похоже, вчера я переборщила со стихами.

— Это было жестоко, Лика, — сообщил вместо приветствия Дитор, присаживаясь за стол. Я опустилась напротив, требовательно спросила:

— Сколько их было?

— Кого? — не понял инкуб.

— Любовниц.

Дитор покраснел.

— Много.

— И все же?

— Десять.

Я с трудом сдержала усмешку: десять — это мало. Я-то была уверена, что с любвеобильностью Дитора его загоняли в угол как минимум полсотни девушек.

Инкуб застонал. И ведь я же видела, что стоны — показное, все равно повелась — участливо спросила:

— Тебе больно?

— А ты как думаешь… Ребра не сломали, но раздеваться мне в ближайшие несколько дней нельзя. Вот как можно было так на признание в любви реагировать, Лика?

— Что-то ты чересчур много болтаешь для избитого, — проворчала я, чтобы скрыть смущение. — Хорошее признание: «Лика, я — сын богини, у тебя дар, который мне интересен, да и сама ты для развлечения подойдешь». И что мне, услышав это, визжать от восторга?

— Странное у тебя восприятие моих слов, — качнул головой Дитор и тут же скривился. — Я говорил, что заметил тебя из-за твоей силы. Не потому что ты некрасивая или что-то другое, чтобы ты снова себе что-нибудь не придумала. У меня было много красивых женщин. Но ты…

С даром, я помню, — я почувствовала знакомое желание прибить этого наглого инкуба, вернее, в его случае — добить, чтобы не мучился.