— Ты о чем?
— Твой отец болен. У него рак, Альбина. — эта новость шокирует Смолову. Ухмылка с лица исчезает, взгляд напуганный потерянный.
— Ты врешь! — нормальная реакция на то, что она сейчас услышала.
— К сожалению нет. Он уже больше года борется с болезнью, не хочет вас волновать.
Она закрыла лицо руками и опустила голову.
— Он умрет?
— Недавно он прошел курс химиотерапии, нужно подождать. Но стрессы, как и многое другое ему противопоказаны.
— А я думала, ты меня до сих пор не бросил, потому что хочешь продвинуться в науке, а ты оказывается, жалел моего отца. — по щекам Альбины потекли слезы. Она нервно прикурила вторую сигарету.
— Еще несколько недель назад, я думал на тебе жениться. Но сейчас понимаю, что из этого бы ничего не получилось. — я поставил точку.
— Я люблю тебя, Ворон! А ты хочешь меня! Я согласна быть с тобой на любых условиях! — зарыдала она в голос. Я испытывал к ней жалость, но менять своего решения не собирался.
— Успокойся! — я набрал стакан холодной воды и поставил перед ней.
— Ты ни с кем не будешь счастлив! Никто не будет терпеть твои постоянные измены! — расходилась она. Даже известие о болезни отца не так тронуло Альбину, как собственная обида.
— Выпей! — взяв стакан, поднес к ее губам и чуть ли не насильно влил воду.
Какое-то время в кухне стояла тишина. Альбина о чем-то думала, не поднимала на меня взгляд. Я хотел скорее завершить этот разговор, но понимал, ей нужно дать время.
— Ты сам скажешь моим родителям? — взяла она себя в руки.
— Я тебе уже говорил, что стрессы твоему отцу противопоказаны.
— Как это по-мужски переложить ответственность на женские плечи.
— Я не перекладываю на тебя ответственность. О расставании мы сообщим Борису Евгеньевичу, после того, как он пройдет очередное обследование. Договоримся, как мы это сделаем.
— А все это время будем ходить к ним в гости, поддерживать разговоры о долгожданных внуках?! — нервно усмехнулась она.
— Он не должен знать, что ты в курсе его болезни. Борис Евгеньевич этого не хотел. Ты понимаешь, почему мне пришлось тебе рассказать?
— Ворон, вот самое противное, что ты не о себе думаешь. Ты весь такой правильный благородный, а меня от этого тошнит!
— Вот и замечательно! — ее откровения вызвали ухмылку, которую я не показал.
— Дай выпить.
— Нет.
— Думаешь, твое «нет» меня остановит? Ты мне теперь никто!
— Альбина, прекращай драматизировать. Что тебя так задело? Ты же сама прекрасно знаешь, какой была бы наша семейная жизнь! Мы бы через полгода возненавидели друг друга!
— А так, я тебя ненавижу уже сейчас! — выплюнула она и поднялась на ноги. — Не обижайся Воронов, но я твою бабу просвещу, какой ты кобель!
— Только попробуй рот открыть, пожалеешь! — отреагировал я сразу же. Все во мне взбунтовалось даже от мысли, что ее обидят. Мелкую я готов был оберегать ото всех.
— Даже так?! — призадумалась она, а потом добавила: — я бы поверила, если бы не знала, что ты не умеешь любить!
— Речь о другом. — я не хотел давать ей козырные карты в руки. Альбина тот человек, который при удобном случае использует информацию против тебя. — Я не лезу к тебе, ты даже не пытаешься портить мне жизнь. Я могу перестать быть благородным, если ты затронешь мои интересы, — как можно более убедительно произнес я угрозу.
Альбина испугалась и сбавила тон.
— Пусть пройдет несколько дней, мне нужно обо всем подумать. Потом мы встретимся и еще раз поговорим.
Забрав сумочку и сигареты, она направилась к выходу.
— Это что? — наклонилась она и подняла с пола кольцо. — Дорогое…
Я увидел чуть дальше на полу цепочку с крестиком. Подняв, забрал кольцо у Альбины. Хоть оно и было куплено ей, выбрало оно Мелкую. И мне нравилось, что украшение висит у Евы на груди.
— Ну, я пойду.
Я не ответил.
«Что возле входной двери делают украшения Евы?!»
*** ***
Ева
Папу я давно не видела. За это время он заметно постарел, осунулся. Виски совсем седые, морщины вокруг глаз. Нет, он не потерял своей харизмы и красоты, но время оставило на нем свой след. А может это оттого, что над ним больше не тряслась мама.
— Ева, ты нас очень напугала, — подошел он ко мне. Лицо до сих пор хранило следы тревоги, но ругаться он не стал. Лазарь отошел в сторону, а папа неуклюже неуверенно обнял меня. Наверное, ждал, что я его оттолкну, как раньше, но я обняла его в ответ.
Может, я повзрослела этой ночью, а может, мне просто хотелось тепла и любви, спрятаться в родительских объятиях от всех переживаний, от боли. Физическая рана быстро затянется, а вот та, что разрывает сердце долго еще будет кровоточить. В такие моменты ты понимаешь, как важна семья.
— Ева, мы заберем тебя домой? — наверное, он впервые спросил, а не потребовал.
— Хорошо. Только без гиперопеки, пожалуйста. Завтра я вернусь к себе в общежитие. И маме мы ничего сообщать не будем, — подняла на папу твердый взгляд.
— Даю слово. Маму волновать не станем! — я заметила, что он дал только часть обещания, но спорить не стала. Меня манила открытая дверь салона автомобиля, хотелось скорее залезть в тепло.
— Тогда поедем?
Отец сел рядом с Лазарем. Всю дорогу папа задавал мне вопросы, сначала интересовался моим самочувствием, затем успехами в учебе, расслабиться мне не позволяли. С папой нам общаться было непросто, но мы оба старались делать вид, что все хорошо. Хотя годы отчужденности сказывались, чувствовалось между нами напряжение, которое старался сгладить Лазарь.
— Воронов сегодня два раза нам помог. Правда, о том, что оказывал тебе медицинскую помощь, даже не догадывается, — хохотнул брат. Отцу неприятно было упоминание о том, что я сменила фамилию.
— А что еще он сделал? — слишком явным был мой интерес. Лазарь посмотрел на меня в зеркало дальнего вида и стал рассказывать о пациенте, которого сегодня удалось им вместе спасти.
