Татка невыносимо красива. Не знаю, куда я раньше смотрел, и почему не заграбастал себе сразу же, как только это стало возможно. Почему позволил ей влюбляться в кого-то и с кем-то спать… Гоню непонятно откуда взявшуюся ревность, но эта гадина не уходит так просто. Я чувствую ее отголоски. В ставших чуть более жадными ласках и дикой, неконтролируемой потребности в её удовольствии. А ведь я, наверное, не слишком хорош в этом… Как-то не было смысла стараться.
Повторяю пальцами контур голубых вен под нежной изумительного цвета кожей. Настолько неуверенный, что самому смешно. Взрослый мужик ведь.
— Клим? — всхлипывает Татка.
— Сейчас… Сейчас…
Неуклюже опрокидываю Татку на кровать и зависаю над ней, не в силах решить, с чего нам начать. Хочется всего и сразу. Зарываюсь лицом в ее волосы. Веду вниз рукой, раздвигаю скользкие лепестки и, уткнувшись лбом ей в грудь, с силой погружаюсь внутрь. Татка вскрикивает. Я, матерясь, отстраняюсь. Наверное, даже насильник с заправки поступил бы с ней более деликатно. Понятия не имею, какого хрена со мной происходит? Что я творю?!
— Извини… Больно?
— Нет-нет! Не уходи. Просто… не торопись. Дай мне привыкнуть… — срывающимся голосом шепчет Тата.
— Ужасно тебя хочу… Прелюдии потом, ладно?
О, да заткнись уже, Клим! Ты ведь жалок! И что? Татка единственная, перед кем мне не хочется облажаться… Единственная, чье мнение и чувства вообще имеют значение.
Приподнимаюсь, опираясь на предплечья, ловлю ее взгляд.
— Все хорошо. Просто мне нужно… — юркий язычок пробегает по губам, — немного больше ласки. Вот так…
Татка опускает пальчики и начинает осторожно себя поглаживать. Зрелище — сдохнуть можно. Но ведет меня вовсе не от него. А от ее готовности помочь мне, встать на мою сторону в любой ситуации. Даже такой… деликатной и, наверное, странной. Это вмиг усмиряет мои расшалившиеся нервы. Я сглатываю собравшийся в горле ком и осторожно заменяю ее пальцы своими. Татка с жадностью хватает ртом воздух. Запрокидывает голову и невольно начинает ерзать на моем стояке. Это просто невыносимо. Обхватываю губами вершинку ее груди, резко погружаюсь и медленно, с оттяжкой, выхожу. Погружаюсь и выхожу. Пот катится по лицу, многозадачность убивает, но я скорее умру, чем оставлю Татку без сладкого. Мои старания с лихвой компенсируются буквально пару минут спустя, когда она кончает подо мной, заполняя комнату тихими хныкающими звуками.
Выскальзываю из Татки в последний момент. Выплескиваюсь ей на живот и замираю, сотрясаемый сладкой дрожью оргазма, упираясь лбом в ее грудь. Чувствую себя половым гигантом. Ужасно уставшим, но довольным собой. Медленно отстраняюсь и касаюсь Таткиной скулы, несколько бесцеремонно возвращая ее с небес на землю. Она морщит нос, поднимает ресницы и… молчит. А меня вот прямо тянет на разговоры!
— Ну? — вздергиваю бровь.
— Что, ну?
— Как тебе?
Знаю, это ужасно. Ужасно по-пацански и несерьезно. Но я же старался! Я так, мать его, старался, что чуть не сдох…
— Хорошо.
— Хорошо?! — совсем уж по-глупому закипаю. Хорошо… это же даже не прекрасно! Я уж молчу о таких эпитетах, как «божественно» и «бесподобно». Означает ли это, что был кто-то, с кем Татке было лучше?
— Очень хорошо… Так хорошо, что я не могу собрать мысли в кучу, — смеется моя жёнушка, до которой, очевидно, стало кое-что доходить.
— Татка! — шиплю я, вновь угрожающе над ней зависая. Касаюсь животом ее тела и понимаю, что пачкаюсь в собственную же… оу. Сталкиваемся взглядами. И я не отпускаю ее, пока не слышу такие долгожданные, такие нужные мне:
— Это было потрясающе. Правда.
Киваю, пряча за серьезностью свои истинные, не положенные сорокалетнему мужику чувства.
— Похоже, нам нужно опять в душ.
— Могу потереть тебе спинку.
— Напрашиваешься на второй заход? — щурюсь я, если честно, совсем не уверенный, что этот самый второй заход вытяну. Во-первых, мне далеко не восемнадцать, а во-вторых, этот день был действительно сложным.
— И не мечтай. Ты меня уработал, Терентьев. Давай уже мыться и спать.
Ну! А я что говорил? Золотая женщина!
Так я думаю. Но ровно до тех пор, пока мы не оказываемся с Таткой в душе. Вот там я и понимаю, как сильно себя недооценивал. Потому как, стоит моим рукам коснуться ее мыльной, порозовевшей от горячей воды кожи, куда только девается моя усталость? Словом, из душа мы выходим нескоро. На этот раз действительно уставшие донельзя. Падаем на кровать и засыпаем, едва коснувшись головами подушек.
А утром я просыпаюсь от того, что у меня урчит в животе.
— Проснулся? — улыбается Татка. Похоже, она встала намного раньше меня. И уже успела привести себя в порядок. А я бы с радостью поприставал к ней, сонной и теплой со сна.
— Жрать хочется, — чешу короткую шерсть, покрывающую живот. — Который час?
— Знаешь, если ты готов спуститься с небес на землю, пожалуй, я могу себе позволить тебя накормить.
Вскидываю на Татку взгляд с прищуром. Аа-а-а, похоже, она решила, что раз я остался без денег, то и приличный завтрак мне не светит? Вот же глупая!
— И что же ты можешь мне предложить?
— Ну, если будешь хорошим мальчиком — покажу тебе классную забегаловку в квартале отсюда. Там вкуснючиебургеры. Ну, и всякая вредная дрянь типа картошки фри.
На самом деле, мое положение не настолько плачевно. В этой гостинице меня знают и вполне могут записать стоимость завтрака в ресторане на мой счет. Но Татка кажется по-настоящему вдохновленной идеей спасти меня от голодной смерти. Не хочу обламывать ей кайф. К тому же я даже вспомнить не могу, когда в последний раз ел в забегаловках. Уже сам этот факт воспринимается мной как настоящее приключение.
— Звучит заманчиво. Только я не уверен насчет того, что буду хорошим мальчиком, — встаю с кровати и подхожу к туалетному столику, за которым сидит моя Татка.
— Правда? И что же вызывает твои сомнения?
— Даже не знаю, — просовываю ладонь в вырез ее халата, веду костяшками пальцев вниз. — Быть плохишом порой не так уж и скверно. Не находишь?
— Хм… Пожалуй, на некоторые моменты я готова закрыть глаза, — севшим голосом парирует Татка.
— Правда? Тогда я пошел одеваться, да?
Убираю руку и, мило улыбаясь, отступаю на шаг. Татка кивает, но по глазам вижу, что ей гораздо больше хочется меня придушить за обломанный кайф, чем со мной согласиться. Что ж, милая, один-один. Считай, это тебе за твое «хорошо»… Наклоняюсь, звонко целую эту фурию в щеку и, насвистывая, иду в ванную.
Глава 17
Тата
Пока мы с Терентьевым спим, на улице так резко теплеет, что огромный шарф, в который я укуталась перед выходом из номера, становится явно лишним. Улыбаюсь мужу, снимаю с шеи ставший вдруг ненужным аксессуар и вновь беру Клима за руку. Дальше идем молча, любуясь архитектурой, лишь иногда перекидываемся редкими шутками. Все же Мюнхен — удивительно красивый город с его рыжими черепичными крышами и высокими шпилями церквей. Мне так хорошо, что почему-то хочется плакать. Двадцать лет было плохо, а сейчас хорошо… И правильно. И просто. Будто мы бок о бок с ним уже несколько лет рука об руку ходим…
