Иссейю швырнуло на камни. Спину пронзила страшная боль, как будто позвоночник переломился пополам. И тут появились руки. Они тянулись из развороченных недр холма, омерзительными пальцами процарапывая себе путь на поверхность. Пальцев было по три, по шесть или даже по семь на одной руке; одни извивались, словно бледные распухшие дождевые черви, другие почти не гнулись из-за твердых, как ореховая скорлупа, струпьев. Единственное, что было у них общего, – это черная кровь, сочившаяся сквозь лопнувшую кожу.
Кровь и неутолимый голод, гнавший их наверх.
Пальцы впивались в эльфийку, разрывая на ней одежду, и, пока Иссейю затягивало все глубже, из искореженной магией земли начали выныривать уродливые головы. Генлоки, гарлоки, крикуны с прижатыми к лысому черепу острыми ушами, – порождения вылезали наружу, вгрызаясь во все, до чего могли дотянуться. Иссейя бешено отбивалась. У остальных Стражей дела шли не лучше, а у некоторых – и намного, намного хуже. Джорак лежал неподвижно, окруженный отвратительными, вырастающими из-под земли руками. Грязь и камни вокруг были залиты кровью из рваной раны на шее.
В двадцати футах от него Фелисса отчаянно пиналась, пытаясь высвободить ноги из мертвой хватки порождений. Стрелять из лука лежа было бесполезно – стрелы падали, не причиняя порождениям никакого вреда. Рука гарлока, торчащая рядом с головой лучницы, молотила по земле огромным булыжником, намереваясь попасть в Фелиссу. Пока гарлоку удалось размозжить череп лишь одному из своих внезапно вынырнувших вблизи сородичей, но булыжник продолжал яростно подниматься и опускаться, неумолимо приближаясь к цели.
О том, где находилась Лисме, можно было догадаться по ярким вспышкам. Она выпускала в порождения один огненный шар за другим, совершенно не заботясь о собственном спасении. В ее волосах плясали зеленые язычки пламени, почти все бусины, украшавшие сеть, лопнули. Чешуйки, блестевшие на щеках, скукожились и облетели. На коже уже не было живого места – она превратилась в обожженную черно-красную оболочку. Но Лисме собиралась стоять до конца.
Остальных Иссейя не увидела, но в этом и не было надобности. Глядя на Лисме, Иссейя вдруг почувствовала прилив сил, которых хватило на то, чтобы дотянуться до Тени, зачерпнуть энергии и, зажмурившись, поразить тварей, увлекающих ее вниз.
Прогремел взрыв, взметая в воздух комья земли и обломки камня. Осколок врезался ей в лоб, и эльфийка громко вскрикнула. По лицу заструилась кровь.
Но главное, взрыв отбросил от нее порождений, чего она и добивалась. Иссейя с трудом поднялась на ноги и побежала вниз по склону, на бегу вытирая рукавом лоб и непрошеные слезы, розовыми ручейками бегущие по щекам.
Вдруг она услышала хлопанье крыльев и подняла голову.
Грифоны спешили на подмогу. Сорокопут, птица Данаро, серый грифон с черными полосами на морде, промчался над эльфийкой и спикировал. Иссейя не знала, где Данаро, – как только все завертелось, она потеряла его из вида, но Сорокопут прекрасно видел, где упал его наездник. Громко крича, грифон приземлился и принялся расшвыривать гарлоков и генлоков вокруг Данаро, разрывая их в клочья клювом и когтями, едва порождения успевали показаться из-под земли.
Путник, грифон Фелиссы, кинулся вниз и уже через мгновение был возле лучницы. Одно лишь движение когтистой лапой – и оторванная рука с булыжником презрительно отброшена в сторону. Когти второй сомкнулись на талии Фелиссы, Путник забил громадными крыльями, пытаясь взлететь, но не смог: все вокруг качалось и бурлило, а для взлета грифону необходима твердая опора.
Тут тряхнуло с новой силой. Часть склона, по которой бежала Иссейя, провалилась, пласт земли быстро заскользил вниз, увлекая с собой упавшую на колени эльфийку. Ревас, видя, что ничем не может помочь своей наезднице, кружила над ней, издавая пронзительные, полные ярости и отчаяния крики.
Та сторона холма, где в это время беспомощно бился Путник, треснула пополам. Трещина ширилась на глазах, словно гигантское чудовище разевало голодную пасть, затягивая все живое и неживое в свою бездонную глотку. Грифон бешено сопротивлялся, рвался вверх, неистово хлопая крыльями, но спасения от чудовища не было. Порождения, выныривающие отовсюду, кидались на прекрасную птицу, впивались в нее когтями и зубами, вырывая куски золотистого меха вместе с плотью.
Сорокопуту пришлось чуть легче. Схватив Данаро одной лапой, он скользил по склону, пытаясь набрать скорость, необходимую для взлета. Грифон был ранен, а перья вокруг клюва почернели от скверны. На мгновение взгляд птицы задержался на Иссейе. «Ты летаешь с нами столько лет и до сих пор сомневаешься в нас?» – прочла она в янтарных глазах.
У грифонов нет защиты против скверны. С самого начала их приучают к тому, что клевать порождения тьмы нельзя. Некоторые Стражи перед битвой даже надевают на своего грифона железный намордник, если не уверены, что урок крепко усвоен. Скверна, попавшая в кровь, изуродует птицу и снаружи, и изнутри, превратив ее в отвратительное, лишенное разума создание.
И Сорокопут это знал. Но в его глазах не было и тени сожаления. Грифон поймал поток воздуха и взмыл в небо, унося в лапах Данаро.
Иссейя застыла на месте, не зная, что ей делать. Броситься на помощь Путнику и Фелиссе? Но это чистое самоубийство, она и десяти футов пробежать не успеет, как ей придет конец. А точно прицелиться с такого огромного расстояния попросту невозможно: если она хотя бы немного ошибется, сила заклинания убьет их обоих…
Над головой снова оглушительно закричала Ревас. И Иссейя сдалась. Она развернулась и побежала в другую сторону, прочь от тянущихся из земли мерзких рук. Ревас, едва появилась такая возможность, приземлилась, дождалась, когда Иссейя вскарабкается в седло, и снова поднялась в воздух, шипя от ненависти и сожаления: будь ее воля, ни один гарлок не ушел бы от ее смертоносных когтей.
Картина, открывшаяся взору Иссейи с высоты, представлялась не столь безнадежной, как казалось на земле. Землетрясение прекратилось, холм провалился полностью, засыпав ненасытную расщелину. Лишь немногим порождениям удалось выбраться из-под земли – большинство задохнулось в ее безжалостных тисках.
А главное, им удалось запечатать вход на Глубинные Тропы.
Они победили. Но какой ценой? Иссейя смотрела на Путника: клочья меха и сломанные перья – вот и все, что осталось от прекрасной гордой птицы. В груди разрасталась холодная черная пустота.
Но времени на сожаление не было. Калиен стоял на безопасном возвышении и оттуда метал огненные шары в толпу изувеченных порождений, упрямо тащившихся за Лисме. Да, Лисме все еще была жива, хотя внешне и походила на одержимый демоном труп: она двигалась рывками, волоча левую ногу. Одежды на ней не было – она превратилась в пепел. Завидев Лисме, ее белоголовый грифон издал радостный вопль, от которого даже у Иссейи заложило уши, и бросился ей навстречу. Это был Охотник – старый, покрытый шрамами грифон, который тем не менее по скорости полета уступал только Крюкохвосту.
Но не успел Охотник приземлиться, как Лисме споткнулась и упала. Маг выпустил последний шар, добив самую стойкую горстку гарлоков, и подбежал к Лисме. Кристалл в его посохе замерцал, наполняясь целебной энергией, которая заструилась в истерзанное тело тоненькой бледно-голубой струйкой. Раны начали затягиваться, женщина-маг задышала немного ровнее и смогла подняться на ноги. Она оперлась руками о колени и постояла так с полминуты, собираясь с силами. Охотник, подозрительно косясь на Калиена, вытянул громадное крыло и стал потихоньку отталкивать его от своей любимой наездницы. Иссейя приказала Ревас спускаться.
