Может, у меня снижен уровень тестостерона? Я сдал анализы: уровень в норме. Я стал принимать растительные пищевые добавки. Виагру пришлось исключить, поскольку у меня был пролапс митрального клапана: из-за таблеток могла развиться легкая сердечная патология. Оставался выбор между левитрой и циалисом. «Ведь я не импотент!» – хотелось крикнуть мне. И тем не менее я проявлял «индифферентность», был не готов к «взаимным обязательствам», упирался в своем «негативизме». Я способствовал созданию «нестабильности в отношениях». Я лишь «обострял противоречия». Меня обвиняли в «ненадежности». (Джейн, в свою очередь, старалась «избежать отчуждения», хотя и признавала за собой неспособность «разграничить зоны ответственности».) Нам предписали завести няньку, оставлять друг другу провокационно-соблазнительные записочки, притвориться, что мы еще не женаты, снять номер в отеле, планировать интимную жизнь и соблюдать это расписание. Однако к концу сентября наши сексуальные отношения находились в глубоком ступоре, и тогда я начал понимать почему. Теперь у причины было имя: Эйми Лайт.
«Самое удивительное и печальное» в нашем браке, утверждала Джейн, – то, что она все еще меня любит.
Глубоко вздохнув, я вошел в кабинет доктора Ким. Дверь была открыта, и, поджидая меня, она просматривала «Нью-Йорк ревью ов букз». Она подняла глаза – и на ее крохотном темнокожем пытливом лице изобразилась сдержанная улыбка.
– Простите за опоздание, – сказал я, закрывая за собой дверь, и бухнулся в кресло напротив нее.
Кабинет был оформлен очень спокойно и никак не выдавал вкусов хозяйки, что всегда помогало мне расслабиться перед началом наших сессий, однако сегодня она рванула с места в карьер, и ее все возрастающее беспокойство относительно моих «злоупотреблений» вскоре стало основной темой разговора. Причиной, возможно, послужили бумажные носовые платки, к которым я то и дело прикладывался, и кровавые сопли, выдуваемые моим воспаленным измученным носом. Потом она перевела разговор на Робби и спросила, утихло ли мое негодование по поводу его появления на свет, а затем мы перешли на Джейн, и она поинтересовалась, какие же у меня на самом деле намерения относительно нее, и тут уже терпение мое иссякло, потому что происходящее стало напоминать допрос, который я был вынужден прервать. На ладони она держала блокнот и всю дорогу что-то порывисто писала.
– Послушайте, я здесь только потому, что обещал своей жене попробовать – вдруг поможет, и вот я пришел за помощью, а не для того, чтобы мне читали нотации, как, мол, я впустую трачу чье-то время, о'кей? – И я потянулся за очередной таблеткой и высморкался, отчего салфетка стала переливаться красным.
– Так зачем вы пришли, мистер Эллис?
– Меня преследуют страхи, ну и соответствующие неврозы.
– О чем ваши страхи?
– Ну… авиакатастрофа… террористы… – Я помолчал и добавил уже совершенно искренне: – Пропавшие мальчики.
Она выпрямилась в кресле.
– Мистер Эллис, на вашем месте я бы больше боялась цирроза печени, чем авиакатастроф. – Она вздохнула, что-то пометила в блокноте и тем же тоном продолжила: – Итак, вам что-нибудь снилось?
– Еще бы, – ответил я, стараясь скрыть свое нежелание отдавать ей распечатку.
Доктор Ким пробежалась по строчкам, впопыхах набранных этим утром, пока, добравшись до какого-то предложения, не побледнела и не уставилась на меня. Я скромно любовался небольшим кактусом на полке, что-то бессознательно мурлыча себе под нос.
– Мне кажется, это не настоящий сон, мистер Эллис, – с подозрением глянула она на меня. – Вы, наверно, выдумали этот сон.
– Да как вы смеете! – Я возмущенно выпрямился и, приняв позу, понял, что в этом кабинете она уже стала для меня привычной.
– Вы хотите, чтоб я поверила, что это настоящий сон? – Она перевела взгляд на листок. – Окунь с огромной пастью погнался за вами в бассейне, вы скрылись от него в гидроплане и тут уже летите бизнес-классом, а на борту самолета написано имя вашего отца?
– Это мое подсознательное, доктор Ким. – Я пожал плечами. – А описываемые события вполне сойдут за причины моих истинных тревог. – Я вздохнул и сдался.
– Вы не сообщили жене, что снова употребляете наркотики, – сказала она.
– Нет, – я снова вздохнул и отвел глаза, – но она и так знает. Все знает.
– Вы до сих пор спите на диване?
– Это гостевая спальня! Я сплю в гребаной гостевой! На нашем гребаном диване невозможно спать.
– Мистер Эллис, кричать нет необходимости.
– Послушайте, – вздохнул я, – вписаться в этот мир оказалось очень непросто, и обязательства, которые на тебя накладывает положение мужчины, хозяина в доме или как там оно, действуют на меня угнетающе, как, впрочем, и тот факт, что – да, я снова употребляю, но только чуть-чуть, и выпиваю, совсем понемножку, и мы с Джейн, верно, не занимаемся сексом, а я завел интрижку с девушкой из колледжа, а другой студент, кажется, строит из себя персонажа одного из моих романов, а дочка Джейн, по-моему, совсем свихнулась, ей кажется, что на нее нападает ее ожившая игрушка, кроме того, она все время зовет меня папой, а Харрисон Форд хочет, чтоб я написал для него сценарий, и мне все время приходят эти безумные мейлы из Лос-Анджелеса, и это вроде как-то связано с моим отцом, и от этих пропавших мальчиков у меня душа в пятках, и все вместе это приводит к чудовищным конфликтам в моей психике… – Я запнулся. – Да и наш золотистый ретривер терпеть меня не может, – глубокий вздох, – так что не волнуйтесь, забот у меня хватает.
Тут я потянулся за листком, который она держала в руках:
– Отдайте-ка мне это.
Она не выпускала страничку и пялилась на меня. Я тянул на себя. Она не уступала. Наши взгляды замкнуло. В итоге я откинулся назад, тяжело дыша.
Она терпеливо выдержала паузу.
– Мистер Эллис, основная цель ваших визитов – это найти способ поближе узнать своего сына. Это важно. Это необходимо. Чтобы наладить связь с вашим сыном.
– Ну, с этим я практически разобрался. – Ничего лучше мне не придумалось.
– Не думаю.
– Почему же?
– Потому что в этом кабинете вы не сказали о нем ни слова.
7. Комната Робби
На кухне Марта жарила в алюминиевом воке овощи на ужин, наверху дети готовились к Хэллоуину. На улице уже стемнело, но по пути от доктора Ким домой я заметил родителей, сопровождающих своих ряженых детишек в надвигающейся ночи, и принял это за дурной знак, что заставило меня притормозить возле винного магазина и купить бутылку «Грот совиньон бланк» и литр «Кетель уан», и, благополучно укрывшись у себя в кабинете, я вылил полбутылки вина в безразмерную кружку и спрятал оба сосуда под столом (мебель до сих пор была переставлена). Я пошатался по дому без дела. Коснувшись корзины с зерновыми батончиками на столике у двери, я вышел на улицу. Кто-то уже зажег свечки в тыквах. Виктор лежал на лужайке. Когда он мельком взглянул на меня, я ответил тем же, а потом взял фрисби и бросил в собаку. Тарелка приземлилась рядом с псом. Не меняя позы, он с презрением взглянул на нее, потом на меня, как на полного идиота, и – отпихнул мордой оранжевый диск.
