— Размещаемся. Агент из того шикарного мебельного магазина уже занимается обстановкой.
— Хороший домик.
— Хотите, я покажу вам грейпфрутовое дерево? — Она повела его к стене, где он восхитился деревом, потом они прошли через задние двери на затененную террасу. Агент по продаже мебели, довольно приятная женщина, сюда еще не добралась, и тут стоял лишь раскладной стул, предложение сесть на который Артур решительно отклонил. Хани выглянула в маленький задний дворик. Надо будет повесить гамак между деревьями и завести гриль, такой, как показывают в телерекламах.
Артур позвенел мелочью в кармане своих армейского покроя брюк
— Хани, через пару недель начнется хайэтес, и вам не надо будет заявляться на работу до конца июля. Еще не поздно принять предложение от «Тристар».
В вечернем воздухе внезапно повеяло холодком.
— Артур, я не хочу сниматься ни в каких фильмах. Я уже говорила вам об этом. Я хочу за время перерыва окончить курс средней школы и получить аттестат, прежде чем возобновятся съемки
— Вы же занимаетесь с репетитором. Несколько лишних месяцев не будут для вас обременительны.
— Для меня будут.
— Вы совершаете большую ошибку. «Шоу Кугана» сейчас действительно пользуется громадным успехом, но это не будет длиться вечно, а вам пора подумать о будущем. У вас, Хани, прирожденный талант. Роль в «Тристар» будет для вас по-настоящему хорошей витриной.
— Ага, четырнадцатилетняя девочка, умирающая от рака. Как раз то, что прибавит бодрости всей Америке, — буркнула Хани.
— Это же грандиозный сценарий.
— Артур, да ведь она из богатой семьи. А мне никого в мире не убедить, что я происхожу из богатой семьи!
Перспектива играть роль, совершенно непохожую на роль Дженни Джонс, пугала Хани. Что бы там ни говорили критики, она не настоящая актриса. Единственное, что она умеет делать, — это играть самое себя.
— Хани, вы себя недооцениваете. У вас настоящий талант, и вы будете смотреться в этой роли просто великолепно! — не отставал Локвуд.
— Забудем об этом. — Она живо представила презрительную гримасу Эрика, когда он увидит ее потуги изобразить богатую четырнадцатилетнюю девушку, смертельно больную раком.
Одна только мысль об Эрике причинила боль. Если они не сталкивались на съемочной площадке, участвуя в одном эпизоде, он вел себя так, словно ее не существовало вовсе. И Дэш с того дня три недели назад, когда она попыталась излить ему душу за скалами, говорил с нею не иначе, как под прицелом камеры. Единственной особой, кто, кажется, никогда не избегал ее общества, была Лиз Кэстлберри, и Хани догадывалась, что это просто из-за Мицци. Собака Лиз стала для нее едва ли не ближайшим другом.
Хани бросила на свой задний дворик взгляд, в котором застыла тоска.
— Вы должны превзойти себя, — сказал ей агент.
— Артур, я полагала, что вы работаете на меня. Я же сказала вам, что не желаю сниматься ни в каких фильмах, причем сказала вполне серьезно!
По тому, как напряглось его лицо, Хани поняла, что он рассердился, но ей было все равно. Он слишком часто пытался командовать ею, и иногда ей приходилось ставить его на место.
Когда он наконец удалился, Хани прошла внутрь. Она нашла Шанталь в гостиной: та валялась на новой тахте, обтянутой роскошной золотисто-белой парчой, и читала журнал. Гордон, сидевший напротив нее, возился с перочинным ножом.
— Теперь комната действительно красива, Шанталь. Эта женщина из мебельного неплохо поработала.
На полу лежал толстый белый ковер. Кроме тахты, комнату заполняли французские стулья причудливой формы и столики на гнутых бронзовых ножках с амебообразными стеклянными крышками. На одном из таких столиков валялись остатки обеда «Хангри мэн».
— Завтра привезут растения.
— Растения — это здорово. — Шанталь, потянувшись, отложила журнал. — Хани, у нас тут с Гордоном был один разговор. В общем, мы хотели бы через пару дней уехать.
Хани похолодела.
— Что ты имеешь в виду?
Шанталь казалась чем-то озабоченной. — Гордон, лучше ты ей скажи.
Гордон сунул нож в карман.
— Хани, мы подумываем о путешествии по стране. Посмотреть Америку. И вроде как пожить самим.
Сердце Хани бешено заколотилось.
— Гордону надо подумать о карьере, — подхватила Шанталь. — Если он хочет стать художником, ему нужны вдохновение и смена впечатлений.
Хани попыталась взять себя в руки.
— Вы что, спятили оба? Я только что купила этот дом. Я же купила его для всех нас. Не можете же вы сейчас просто так взять и уехать!
Шанталь старательно избегала ее взгляда.
— Гордон говорит, что Беверли-Хиллз душит его.
— Да мы же только сегодня переехали сюда! — закричала Хани. — Как же он может его душить?
— Я так и знала, что тебе не понять. Ты только и знаешь, что кричишь на людей. И никогда даже не пытаешься понять их. Прерывисто всхлипнув, Шанталь выпорхнула из комнаты. Хани повернулась к Гордону:
— И как, по-твоему, черт побери, называется то, что ты делаешь, безмозглый болван?
Гордон выпятил свой безвольный подбородок.
— Не надо меня так обзывать! Полагаю, мы с Шанталь, если захотим, имеем право уехать.
— И на что же вы собираетесь путешествовать, позволь полюбопытствовать?
— Найдем работу. Мы уже все обсудили. Будем подрабатывать во время путешествия по стране.
— Возможно, ты и сможешь работать, только не заблуждайся относительно Шанталь. Самой тяжелой работой, которую ей доводилось когда-либо выполнять, была продажа билетов на чертово колесо, но при этом Она так часто путалась с деньгами, что, не будь Шанталь членом семьи, ее бы сразу вышибли.
— Она могла бы делать прически. Она сама говорила.
— Она также говорила, что не прочь выйти замуж за Берта Рейнольдса, но бракосочетание почему-то не состоялось.
Гордон, явно расстроенный, сунул руки в карманы.
— Но я не могу продолжать такую жизнь! Мне нужно начать рисовать.
— Ну так и начинай! — в отчаянии воскликнула Хани.
— Не думаю, что смогу рисовать здесь. Этот дом… Это соседство. Все это слишком…
— Да ты только попробуй, — умоляюще заговорила она. — Если не получится, мы всегда сможем переехать!
При одной мысли о переезде ей сделалось дурно. Она уже полюбила этот домик, но, с другой стороны, нельзя же позволить ему отобрать у нее Шанталь!
— Не знаю. Я…
— Говори, что тебе нужно? Я куплю все, что пожелаешь.
— Мне не нравится, что я все время беру у тебя деньги. Я же мужчина. И должен…
