твои калмаки, Королева.
— Калмыки?
— Они самые. Ты же в прошлом годе с Эссен-тайши договор заключила. Вот он и послал почти тумен, девять тысяч. Его твой знакомец по прошлому году ведёт.
— Барлас?
— Он самый. Только уже не тысячник, а тёмник.
— Ты сказал две тысячи их с тобой пришло? А остальные?
— Остальные на Дон ушли. Эти две тысячи родственник Барласа ведёт. Зовут, — князь усмехнулся, — Бату, что значит крепкий. Вооружены хорошо. У всех либо кольчуги, либо пластинчатый доспех. По сути, они тоже тяжёлая конница. И ещё, матушка, обоз я привёл. Пушки. Твой полковник, Евсей, как узнал, что я иду к тебе, собрал все оставшиеся в Корпусе пушки, да ещё у пушкарского приказу выпросил вновь отлитые, те, которые успели на лафеты поставить, да отсрелять, хотя бы по паре раз. Всё огненное зелье тоже выгреб. Корпус остался без артиллерии. Часть на Дон ушла, часть ты забрала. И остальное я сейчас привёз. Хороши лафеты. И фургоны, что делают у Фёдора Мстиславовича тоже хорошо. Бойко идут. Всё что сделано было для пушек, бомбы, эти твои, как их…
— Шрапнельные снаряды?
— Они самые. Картечь, потом ядро с цепью…
— Книппеля?
— Они. И цельнолитые чугунные ядра тоже. Мало ли, ворота выбивать у крепостей? Вот только обслуга у пушек, необстрелянная. Знающих то ты забрала, да на Дон ушли, а ещё в Персию. Так что полковник послал кадетов второго года обучения. Сказал, что пусть и не обстрелянные, но грамотные. На полигоне шибко хорошо стреляют.
— Ничего, обстреляются.
— Да, мортиру ещё привёз. Такую же, как у тебя две есть. Тоже только отлили её, да на лафет поставить сумели и пару раз всего стреляли, для проверки.
— А рельсы для неё?
— Это тоже есть. Загрузили на специальные повозки, тоже у свёкра твоего сладили, да так и привезли. Шибко я торопился, матушка. Гонца впереди себя в Венден то отправил, да он назад вернулся. Сказали, что ты только что ушла вот сюда. Нам проводника дали. Торопился я. Вижу успел.
— Успел Иван Михайлович. Спасибо тебе. — Взглянула на Ивана Васильчикова. — Лейтенант, иди принимай новые пушки и новых людей.
— Слушаюсь. — Ваня выскочил из шатра. Я смотрела на план-схему. У меня появилась мысль.
— Королева Александра свет Вячеславовна. — Обратился ко мне Воротынский. — Не посвятишь меня в твой план, как поляков с литвинами воевать собралась?
— Посвящу. И есть мысль у меня. Я, Иван Михайлович, для тебя и твоих пяти тысяч, отдельное задание дам. Какое скажу позже. И так господа, сейчас я расскажу, как мы будем уничтожать войско Грифичей. Вы выслушаете и потом можете высказать свои мысли. Кстати, граф маршал, кто из Грифичей против нас встал?
— Сам герцог Померании Богуслав Х и его старший сын Георг.
— И кто из них решил на себя надеть корону Ливонии? Сам папаша и сынку отдаст?
— Вроде и сам Богуслав не против королём стать. — Ответил граф маршал.
— Он то не против, да я против.
Потом обсуждали сам ход сражения. Несколько по настоящему дельных и полезных мыслей высказал Георг фон Фрунсдберг и герцог Баварский. Князь Воротынский в основном молчал и слушал. Граф маршал согласился со словами Георга и герцога. Наконец, я всех отпустила. На землю опустились сначала сумерки, а потом и ночь.
— Князь, тебе приготовят место, где сможешь отдохнуть.
— За меня не беспокойся, я могу и на земле спать, подложив под голову седло. Царица, тут такое дело. Не мог я при всех сказать, но…
— Что? Говори, Иван Михайлович. — Приблизил своё лицо к моему уху.
— Великий Государь, здесь не далеко. Ждёт тебя.
— Где?
— Пойдём, я тебя провожу.
— Князь, Василия здесь не должно быть. Москва официально не участвует в этой войне.
— Я знаю. Он тайно приехал. Даже в Москве не знают, что он здесь. Официально он уехал на богомолье в Троицкий монастырь.
— Веди меня.
Мы вышли. Возле шатра располагалась охрана. Солдаты Корпуса и мои трое палатинов — Айно, Богдан и Никифор.
— Богдан, коня мне.
Он привёл. Я вскочила в седло. Князь Воротынский тоже. Мои палатины так же вскочили в сёдла. Воротынский посмотрел на моих парней.
— Они едут со мной. Больше никто. — Воротынский кивнул. Мы поскакали на север от лагеря. Заехали в лес. Там стоял воинский лагерь. Хорошо укрытый. Нас встретили воины охранения. Узнали князя и меня.
— Они со мной. — Сказала я, указав на палатинов.
Проехали в центр.
— Князь, сколько с Василием воинов?
— Две тысячи.
— Удивительно, две тысячи конных, а их никто не обнаружил.
— Скорее всего обнаружили, но посчитали частью твоего войска, Матушка.
Возле шатра я спрыгнула с коня. Охрана меня пропустила. Остальные остались на улице. Великий Князь обернулся, когда я зашла. Некоторое время мы стояли так и смотрели друг на друга.
— Саша.
— Вася. — Я кинулась к нему. Обхватила за шею и прижалась губами к его губам. Поцелуй был долгий. Он тоже меня обнимал. — Ты как здесь? Что ты делаешь, Василий?
— Тебя хотел увидеть. Особенно после твоего письма. Места себе не находил.
— Со мной всё хорошо.
— Я вижу. Воевать опять собралась, непоседа?
— Собралась, Василий. Иначе никак. Я корону Ливонии никому не отдам.
— Я это уже понял. Чувствую всю жизнь мне ждать тебя придётся. И детям тоже матушку свою ждать. Ты ведь не успокоишься?
— Успокоюсь, когда лезть ко мне перестанут. Василий, ты не должен быть здесь. Москва официально не участвует в этой сваре. Не надо, прошу тебя.
— Я знаю. Я уеду перед рассветом. — Он смотрел на меня. Я улыбнулась.
— Тогда не будем терять просто так драгоценное время. — Расстегнула мундир. Сбросила его. Василий помог снять с меня кольчугу. А потом и всё остальное. А я помогала раздевать его. А после было ложе любви. Откуда только силы брались, что у меня, что у него. И сколько раз я ощущала его плоть в себе. Мы старались не стонать сильно. Всё же шатёр. Я накрывала его губы, когда он взбирался на самый пик блаженства. А он в свою очередь своими губами гасил мой сладостный стон. Позже, когда лежали уже в изнеможении, я на его груди, а он гладил меня по волосам, переходил на спину, между лопаток. Вёл ладонью по моей коже и заканчивал на моих ягодицах, потом начинал всё сначала. Мы молчали. Все слова были сказаны. Но я всё же решилась. Он должен знать.
— Вася, я хочу тебе кое-что сказать.
— Что, Саша?
— Я не праздна.
Он напрягся, потом взял моё лицо в свои широкие ладони и поднял его. Вглядывался в мои глаза.
— Что ты сказала?
— Беременная я. И почему-то уверена, что будет мальчик. У тебя будет сын, Василий. Наследник.
Он отпустил моё лицо и сцепив свои руки на моей спине прижал меня к себе. Некоторое время мы молчали. Потом он спросил:
— Саша, ты уверена?
— В том, что я беременна? Конечно уверена. Тем более, опыт в этом деле у меня уже есть.
— И что мне с тобой делать, королева Комнина-Нибелунг? Взять тебя сейчас и увезти, не слушая тебя в Москву⁈
— Не надо, Василий. Я должна быть здесь. И ты прекрасно это понимаешь.
— А если что с дитём случиться? А если тебя ранят или не дай бог убьют?
— Не ранят и не убьют. Я же не полезу в кровавую бойню. А если что, меня охрана сама увезёт куда подальше. Ничего с малышом не будет. Срок ещё маленький. Всё будет хорошо. Сначала хорошо проучу Грифичей. Потом Пястов и Литву с Польшей заставлю заплатить мне. Польша деньгами, а Литва землями.
— Как землями?
— А так. Заберу север Литвы. Чтобы не повадно было ходить ко мне без приглашения.
— Саша, Литва сильна. Они на тебя все свои силы бросят.
— Не бросят. Думаешь я зря людей на Дон отправила.
— Подожди, так ты хочешь, чтобы они напали на Литву с юга?
— Конечно.
— Но их мало. Твои калмаки эти. Их всего семь тысяч. Хорошо, пусть ты усилила их полевой артиллерией своей. Но их всё равно мало.
— К ним присоединятся казаки. Это порядка трёх, трёх с половиной тысяч.
— Ты думаешь крымчаки будут сидеть спокойно?
— Не будут. Они тоже пойдёт на Литву. Ширины с Мансурами принесли мне клятву верности, на Коране.
— Ой смотри, Саша, обманут они. Как пить дать, обманут.
— Не обманут. Им это не выгодно. Ширины и Мансуры понимают, что против того катка, который накатывается на них с Востока им без меня не выстоять. А Ширин не дурак, да Мансуры тоже далеко не глупые. Так что пойдут в набег на Литву.
