пор необъяснимо.
По итогам 2017 года (газета The Guardian), из числа топ-10 бестселлеров был всего лишь 1 автор-мужчина, все остальные женщины. При этом, рынок переводной литературы доминируют мужские авторы. Это рынок англоязычной литературы. Как обстоят дела с русскоязычным рынком? Кто доминирует на нем? С чем это связано?
Здесь, мне кажется, мы можем гордиться. В списке бестселлеров и премиантов традиционно Людмила Улицкая и Татьяна Толстая, Людмила Петрушевская и Дина Рубина. Молодой, но уже букероносный прозаик Александр Снегирев во время книжной ярмарки в Калькутте неделю назад вообще говорил о женщине как о новом литературном герое. А английский перевод Гузель Яхиной имеет все шансы на успех – так что ситуация, вполне возможно, изменится весьма скоро. А старт будет положен на самой ярмарке – запланирована дискуссия на тему «Женщины в литературе и литературном переводе: реалии и стереотипы» с участием писательниц, переводчиц, издательниц и блогеров.
Самая маленькая пуговица на сюртуке из снов
Интервью Дмитрию Дейчу
Этой весной вышла книга постоянного автора «Частного корреспондента» Александра Чанцева «Когда рыбы встречают птиц: книги, люди, кино», объединяющая эссе, литературную критику, статьи о кино и музыке, авторские беседы с писателями, учеными, журналистами и музыкантами. Писатель Дмитрий Дейч (Тель-Авив) поговорил с автором о дзэнских практиках, эстетике политики, японской телесности, чтении в эпоху Фейсбука и о том, как все же устроена эта книга.
Читая эту книгу, трудно отделаться от ощущения, что в руках у тебя – энциклопедия, а не сборник статей, написанных по случаю. Спектр вопросов, которые ты поднимаешь, настолько широк и разнообразен, что кажется – автор задался целью продемонстрировать некий точный срез, некий момент культуры, её состояние за год (а может – месяц или день?). В самом ли деле такова была изначальная цель этого издания или это вышло само по себе, случайно?
Про энциклопедический объем – могу раскрыть секрет, что книга потенциально была еще больше. Я давно, с 2011 года, не издавал книг. Текстов накопилось, в эту изначально я включил еще два раздела – нон-фикшн и фикшн. Как ни странно, все подчинялось определенной концепции – звука и тишины как звука абсолютного. Но в таком виде – за тысячу страниц – книга, разумеется, не могла существовать физически. Но в виде возможности, гипотетической книги, книги тотальной – да, такая книга есть.
Так что – так вышло, и так задумывалось. Так вышло, потому что, возможно, имело бы смысл издать, например, отдельную книгу бесед, а не включить их большим разделом сюда. Но бороться с ригидностью наших издателей, которые, как черт ладана, боятся любого некоммерческого «неформата», да еще и в условиях кризиса-«разрухи»… Это можно было бы сделать, конечно, но не хотелось, чтобы тексты старели. Ведь это действительно в некотором смысле Интернет-книга. Хоть и вошедшие сюда тексты выходили в «Новом мире», «НЛО» и других вполне бумажных журналах. Но да, много тут и текстов из Интернет-изданий. Я предпочитал их не только из-за скорости, но наличия реакции, фидбэка-респонса. Какие-то статьи, которыми ты почти доволен, не вызывают почти никакой реакции, другие же, от которых ты меньше всего этого ожидал, вдруг порождают обвал лайков и перепостов. И в некотором смысле она мультимедийная – я сейчас немного ее похвалю (или признаюсь в ее концептуальной размытости) – как в каком-нибудь разделе культуры, в ней представлены все разделы: кино, литература, музыка, интервью. Кроме театра и актуального (или не очень) искусства, в которых я мало что смыслю. И вот это, видимо, и есть тот момент культуры, о котором ты говоришь, нравится он нам такой или не очень. Высокой культуры, спустившейся за своей Эвридикой в Фейсбук (такой момент ранних гностиков, когда «Свет упал во Тьму», чтобы – состояться как свет). Момент интеракции, который запускает неожиданные процессы. Отображения в зеркале, корректирующего оригинал. Ведь «прошлое и будущее мысли всегда присутствует в нашем настоящем» (В. Налимов, «Спонтанность сознания»).
Недавно в Фейсбуке один из твоих читателей написал, что читать твои тексты о книгах зачастую интереснее, чем сами книги, о которых ты пишешь. Я думаю, что будь ты «рецензентом», такой отзыв воспринимался бы скорее отрицательно, чем положительно, но твоя цель дальше, чем простой обзор или краткий пересказ исходного текста. Что ты можешь сказать об этом? Что для тебя эти книги (фильмы, музыка)?
Это, конечно, «сильный комплимент», и слышу я его не в первый раз. Но иногда, к сожалению, подобная реакция свидетельствует не столько о качестве моих текстов (хотя рецензии и надо писать так, чтобы они читались, как «Бойцовский клуб», а не подшивки «Правды» в провинциальной избе-читальне), сколько о закрытости восприятия по отношению к некоторым именам, концепциям, репутациям, о всецарствии имиджа. Подобное в последнее время приходилось слышать по поводу текстов о Лимонове, о «наркоманских» текстах позднего Берроуза, об «Обители» Прилепина. Последние книги Лимонова же – безумно трагичны, в них одинокий старый человек сидит в своей съемной квартире, рассуждает о Марксе, хоронит с охранниками питомца-крысу, вспоминает, как перед смертью его мать постепенно выживала из ума… И пишет об этом – очень сильно, до озноба тоски. Люди же не видят силу этого текста, но тут же, как автоматы, начинают вспоминать про эпизод секса с негром из «Эдички». А что эта сцена была отчасти эпатажем, что нашей литературе Лимонов привил тему западной садической трансгрессии задолго до Сорокина и Ко и что сам Лимонов – автор по минимуму трех безумно талантливых, почти гениальных книг – нет, не вспоминают. После негра же вспоминается, что «Лимонов продался Путину», а это уже полная чушь фактически, выдающая, что говорящие так ничего и не читали. Ни написанную Лимоновым книгу «Лимонов против Путина» тогда, когда многие либералы связывали с нашим президентам почти столь же наивные ожидания, что и с Медведевым. Ни книги Лимонова конца 90-х и 2000-х, где да, он был за империю СССР и да, «сторонником русского мира» гораздо раньше, чем это все стало тем, чем стало сегодня. И это все пример того, как человек опережает время, а масса порабощена имиджем, не может откинуть душащее одеяло «общественного сознания». Но я, кажется, увлекся? Извини.
По существу же, О. Балла-Гертман в своем недавнем отзыве на эту книгу правильно вывела меня на чистую воду. У меня есть своя система взглядов, но транслирую я ее глубоко имплицитно, так, что не все и заметили, к счастью. Не дай Бог нам вернуться к временам Белинского или перестроечных «толстяков», когда критики учили народы! И, что бы ни было, главной ценностью будет высота произведения – из правого лагеря ли, левого ли, не
