луки, уже метились стрелы; фокидяне, видя свой конец. сомкнулись плечом к плечу и ощетинились копьями на все четыре стороны. Тут конница умчалась, а к фокидянам вышел глашатай Мардония и провозгласил его слова: «Будьте спокойны, фокидяне: вы храбрей, чем о вас говорят. Будьте так же храбры и у меня на службе: в услугах вы не превзойдете ни меня, ни царя».
Пока Мардоний испытывал храбрость фокидян, помощник его Артабаз занимался осадой Потидеи. Это был греческий город невдалеке от Афона, вдруг взбунтовавшийся против персов. Артабаз осадил Потидею; уже нашелся в городе изменник по имени Тимоксен из города Скионы; уже поддерживалась с ним связь с помощью стрел, обернутых записками и пускаемых в условное место. Но как-то раз персидский стрелок промахнулся, и стрела с запиской ранила нечаянного потидейца. Сбежался народ, записку прочитали, и Тимоксена изобличили. Измена не состоялась, и Артабазу пришлось отступить от Потидеи. А изменника Тимоксена из города Скионы наказывать не стали – для того, чтобы неразумные люди не говорили потом про его земляков: «все они, скионцы, изменники!»
И еще одно важное дело сделал Мардоний, оставшись в Греции: он призвал карийского человека по имени Миз и послал его по всем окрестным прорицателям с тайными вопросами. Миз побывал в храме Аполлона Исмения, где стоит статуя бога из кедрового дерева. Побывал в Потниях, где дух фиванского царя Амфиарая дает прорицания всем, кроме фиванцев, потому что фиванцам он предложил одно из двух: быть им или вещателем, или союзником, и фиванцы выбрали второе. Побывал в страшной пещере Трофония, где человек проваливается под землю, а вернувшись, на всю жизнь теряет способность смеяться. Побывал в Акрефии над Копаидским озером, и здесь бог устами прорицателя неожиданно заговорил с ним на его родном карийском языке.
«Что именно желал узнать Мардоний от оракулов, когда давал такое поручение, о том я не могу сказать, потому что этого нигде точно не сообщается, – пишет добросовестный Геродот, – полагаю однако, что он посылал спросить относительно тогдашнего положения дел, и ни о чем другом».
Какой совет получил Мардоний от оракулов, это выяснилось весной, когда он вновь вступил в среднюю Грецию, ведя все триста тысяч своего войска.
О чем говорили афинянам персидские и спартанские послы
Когда наступила весна, в Афины прибыл послом Александр, правитель Македонии, союзник персидского царя.
Александр сказал: «Афиняне, я передаю вам то, что мне передал Мардоний, а Мардонию передал великий царь Ксеркс. Царь говорит: «Я прощаю афинянам их прегрешения против меня; я оставляю им их свободу; я оставляю им их землю и дам любую другую, какую они захотят; я отстрою их храмы и все, что я истребил огнем; все это я сделаю, если афиняне по доброй воле, без коварства и обмана, станут моими союзниками». И я, царь Александр, друг персов и ваш друг, советую вам: сделайте так, как говорит царь. Могущество у царя сверхчеловеческое, и рука у него безмерно длинная: вы это сами видели в минувшем году. Вы можете кончить войну с честью: сделайте это ради вашего же блага».
Когда Александр кончил, заговорили спартанские послы.
Спартанцы сказали: «Афиняне, нас послали спартанские старейшины с советом: не слушать царя и не принимать его предложений. Вы начали эту войну, накликав на Грецию персов; вы хотите кончить эту войну, оставшись невредимыми, а всю остальную Грецию повергнув под ноги царя; это нечестно, и это несправедливо. Мы знаем, что несчастья ваши велики, что второй уже год у вас нет ни хлеба в полях, ни крова над головой; но мы клянемся, что примем к себе жен, детей и стариков ваших и будем их кормить и содержать до самой победы. А македонцу Александру не верьте: тиран тирану всегда подаст руку, свободный же человек – никогда».
Когда спартанцы кончили, заговорили афиняне. Речь от них держал Аристид, носивший прозвище «Справедливый».
Аристид сказал: «Ты, царь Александр, передай пославшему тебя: пока солнце будет следовать по своему небесному пути, мы не заключим союза с Ксерксом и будем воевать с ним в надежде на помощь богов, чьи храмы он разрушил и сжег. Вы же, спартанцы, возвестите в Спарте: стыдно вам думать о нашей бедности и не думать о нашей доблести; мы ценим вашу заботу о наших женах и детях, но о них мы позаботимся и сами, а от вас нам нужен не кров и хлеб, а мечи и воины. Недалеко то время, когда варвар снова вторгнется в нашу страну; опередим же его и встретим его общими силами на пороге Аттики».
Так отвечали афиняне послу Мардония и послам спартанцев.
Прошло немного времени, и Мардоний, действительно, явился на пороге Аттики. Спартанцы не прислали на помощь ни одного человека: они спешили достраивать стену на перешейке, и уже довели ее до самых зубцов.
Повторилось то же, что год назад: взрослые афиняне переправились на Саламин, жен и детей перевезли в Трезен, а опустелый город и страну занял Мардоний. Мардоний сжег все, что еще можно было сжечь.
О том, что Афины заняты вновь, была послана огненная весть Ксерксу в Сарды. Это значит, что на самом высоком месте Аттики зажгли такой большой костер, что его было видно с Эвбеи; при виде его зажгли такой же костер на Эвбее, чтобы его было видно с Андроса; и затем цепь костров пошла перекидываться с острова на остров, с Андроса на Тенос, с Теноса на Миконос, с Миконоса на Икарию – это та самая Икария, куда некогда выбросили волны тело Икара, Дедалова сына, который слишком высоко взлетел к солнцу на скрепленных воском крыльях, – с Икарии на Самос, с Самоса на азиатский берег, а с азиатского берега на гору Тмол, что возвышается над Сардами.
С Саламина афиняне послали гонцов в Спарту. «Пока стена ваша на перешейке была недостроена, вы заботились о нас и сулили нам помощь. Теперь, когда стена ваша достроена, вам до нас нет дела, и помощи от вас мы не видим. Это нечестно, и это несправедливо. Присылайте же войско, чтобы мы могли встретить врага – не на пороге Аттики, так за порогом ее».
Спартанцы колебались десять дней, прежде чем дать ответ. Наконец, нашелся умный человек из города Тегеи по имени Хилай, который напомнил спартанцам: «Если афиняне с их кораблями перейдут к персам, то Пелопоннес будет открыт врагу со всех сторон, какая бы стена ни стояла у вас на перешейке». Тогда в несколько часов было собрано войско, и пять тысяч спартанцев в шлемах,
