одиннадцати; этот переход образуется любопытством Петра, который бежит к гробнице, когда женщины пришли со своей вестью, останавливается и оставляет льняные пелены лежать в одиночестве.
У Луки два ангела являются женщинам потому, что он также помещает двух ангелов рядом с учениками при Вознесении и потому, что считает число два более подходящим для симметрии картины. В конце концов, в Преображении тоже есть два небесных явления рядом с Иисусом.
Итак, что касается Лукиных признаний, то, во-первых, любопытство Петра, когда уже говорилось, что ученики смеялись над вестью женщин как над глупостью, очень некстати, и опять же очень некстати смех над вестью, когда ангелы напомнили женщинам, что Иисус уже говорил о своем воскресении.
Большинство явлений Иисуса — это тревожное излишество, поскольку они слишком бурно втягивают Воскресшего, Которого они призывают к Его небесному сидению по правую руку от Отца, в земную смену времени и места. Неприлично, чтобы явление, хотя и тайное, происходило среди противников Иисуса на прогулке вблизи Иерусалима, в самом городе и недалеко от него в Вифании. Достаточно одного, и единственным подходящим местом для них является уединенная Галилея.
Декоративно то, как двое учеников, идущих в Эммаус, не узнают Господа и понимают, с кем имеют дело, только когда Он преломляет хлеб в гостинице. Мысль о том, с какой непринужденной миной преломлялся хлеб в общине по этому торжественному случаю, лежит в основе и не совсем уместно переносится на эту ситуацию. Вопрос Иисуса о причине их траура витиеват; это оскорбление Евангелия, когда Иисус только сейчас говорит ученикам, что все это должно было произойти для того, чтобы исполнилось Писание. Неужели Иисус не учил этому раньше или недостаточно? Или Лука теперь знает, как сделать новые замечания по этому поводу?
Дело сомнительное и слишком чувственное, когда Иисус, явившись ученикам, позволяет им прикоснуться к Себе, ощутить Его плоть и кости, чтобы убедить их в реальности Своей личности, и когда, наконец, Он ест рыбу и мед на их глазах с той же целью. Его появление должно быть сверхъестественным и мгновенным,
Необычайная быстрота, с которой Вознесение следует за Воскресением в тот же день, неприлична, и возникает изрядная путаница из-за того, что уже наступил вечер, когда Иисус приходит с двумя в Эммаус. Почему уже вечер, когда двое возвращаются к братьям, а сразу после этого появляется Иисус и ведет их в Вифанию, чтобы расстаться с ними? — Лука не задумывался над этим.
Когда Лука завершал свое Евангелие, он уже был уверен, что это должно произойти в определенный, то есть чудесный момент, когда сила свыше овладеет учениками; он был уверен, что ученики получат это снаряжение в Иерусалиме, и тогда — как мы можем теперь сказать и как указывает сам евангелист, ст. 47 — исполнится пророчество Михея и Исаии о том, что спасение мира будет идти из Иерусалима. Но только при написании Деяний апостолов он узнал, что Дух должен сойти на учеников в праздник Пятидесятницы, возможно потому, что в его время праздник Пятидесятницы уже ассоциировался с благословением, и ему казалось уместным, чтобы в этот день провозглашение нового благословения началось с проповеди Петра, а возможно только потому, что он механически тянулся к следующему празднику, который следует за Пасхой. Точно так же он узнал, что Вознесение должно было произойти только после того, как Иисус явился ученикам в течение сорока дней — освященного числа по ВЗ — и учил их о Царстве Божьем, как будто Он не делал этого достаточно в течение Своей жизни. Лука также более точно знает, что Иисус вознесся на небо не в Вифании на равнине, а на Елеонской горе, ибо так должно было случиться, чтобы Иисус был прославлен на горе, где Иегова явил Свою силу (Зах. 14, 4). Здесь, наконец, Лука вводит то, что не написал Марк в беседе о последних вещах: ученики спрашивают Господа, когда Он восстановит царство Израилю, и Он отвечает, что не их дело знать сроки, которые Отец назначил в Своей власти — неуместные переговоры в этом месте, где Иисус уже говорит о дате, а именно о той, когда они будут крещены Духом. Поскольку Лука уже обращался к этому высказыванию Марка в предыдущем случае, должен ли был Захария, который говорит о Елеонской горе и о «том часе» в том же контексте, заставить Луку снова обратиться к этому часу? Вполне вероятно.
§ 94. Свидетельство Матфея
Здравомыслящему человеку достаточно услышать, что первосвященники и книжники на следующий день после распятия приходят к Пилату, говорят ему, что помнят, что казненный при жизни говорил, что воскреснет через три дня, просят поставить стражу у гроба, чтобы ученики не украли его тело и не сказали потом, что он воскрес; что стража была поставлена правильно, но в ужасе убежала, когда ангел пришел отвалить камень от гроба; что солдаты побежали к священникам, но были подкуплены ими, чтобы сказать, что ученики украли тело — достаточно услышать все это, чтобы понять, что Матфей ничего замечательного не придумал. Не говоря уже о том, что Иисус говорил о своем воскресении только ученикам в узком кругу, а римские солдаты скорее должны были бежать к своим римским капитанам, чтобы доложить. Намерение евангелиста противостоять слухам иудеев, — с которыми он прямо борется, — про то, что ученики украли тело Иисуса, слишком бросается в глаза. Первосвященники должны были с самого начала бояться того, что только потом стало иудейским предательством.
И совсем маловероятно, что подобная иудейская легенда была широко распространена во времена Матфея. Возможно, только, что только от отдельных евреев, то тут, то там, Матфей слышал некие сведения, которые настолько его обеспокоили, что он сел и придумал этот эпизод.
Однако, он не только неуклюже сформулировал, но и внешне нарушил связность всего сообщения. Переговоры священников с Пилатом отделяют рассказ от того места, где женщины наблюдают за погребением тела Иисуса, и где сразу же должно следовать, что они пошли к гробу утром после субботы. Поскольку Матфей не особенно умеет соединять отдельные эпизоды, и особенно потому, что ранее так неуклюже сказал: «в день утренний, который наступил после дня приготовления», впоследствии он так неуклюже и заумно вставляет упоминание о субботе, говоря: «поздно в субботу», он вынужден также указать более раннее время: «когда рассвело в первый день после субботы», женщины пошли к гробу.
Переговоры священников с бежавшими воинами не только отделяют запись о том, что женщины отправились принести ученикам благую весть, от того,
