— Карабинов всего два, — напомнил Мамай. — Много вдвоем наохотитесь? При том, что одновременно кое-кто станет охотиться на тебя самого? Нет, дружище, с охотой покончено! Как поступить с делянкой — пока не решили: возможно, работников на ней удастся как-нибудь обезопасить, прикрыть от внезапного нападения, но в лес больше никто ни ногой! И это не обсуждается!
— А как же тогда быть? — растерялся Светлов. — Форт нас всех действительно не прокормит!..
— Нас — прокормит, — особо подчеркнул капитан это «нас». — А вот с нахлебниками, увы, придется проститься.
— С какими еще нахлебниками? — нахмурился Олег, уже, впрочем, догадываясь, что может услышать в ответ — но все еще не будучи готов в это поверить.
— А англами и америкосами, — охотно пояснил Мамай.
— Ни фига себе нахлебники! — покачал головой Светлов. — А ничего, что Виктория вообще-то — их база? И что это значит — проститься?
— Была их — стала наша, — ухмыльнулся капитан. — Спасибо, кстати, Чужой — удружила напоследок. А проститься — то и значит. Выведем за ворота — и адьес амигос! Ступайте на все четыре стороны, главное — не оглядывайтесь!
— То есть прямо в щупальца Чужой и ступайте? На верную смерть? — как можно четче выговорив каждое слово, уточнил Олег.
— А вот это уже как кому повезет! Может, наоборот, поймают трутня, отрежут ему голову и принесут ее в форт — тогда что ж, милости просим назад! Заслужили! А нет — так нет!
— Безумие какое-то, — пробормотал Светлов. — И все молчат! Не пойму, я тут что, один, кто не хочет быть массовым убийцей? — обернулся он по сторонам.
Палиенко сосредоточенно изучал мысы своих ботинок и прерывать это увлекательное занятие явно не собирался, Макаускайте, поймав на себе взгляд Олега, неловко пожала плечами, словно говоря тем самым: «А я-то что, других спроси!», после чего отвернулась. Ира Зварыч глаз не отвела, но никакого намека на поддержку Светлов в них не увидел, впрочем, там ее искать, пожалуй, и не стоило. Кто здесь еще? Гера? Макс? Света?
— Никто не хочет быть убийцей, — проговорила Аня, когда Олег снова повернулся к столу-под-часами. — Но «Титаник» пошел ко дну — в том числе, будем откровенны, и по твоей вине…
— В том числе — это еще очень мягко сказано! — едко бросила сбоку Ткачук.
— Мы все в той или иной мере виноваты, — примирительно заметила Руденко. — И сейчас не время раскачивать шлюпку — она последняя, и она переполнена. Спасти кого-то еще, кроме своих, мы не в силах — только утонуть вместе с чужаками. Или выплыть — сами, одни. Лично я за то, чтобы выплыл хоть кто-то. И пусть уж тогда это будем мы.
— Можешь, кстати, уступить свое место на борту союзничкам, — вставил реплику Мамай. — Ради кого нырнешь за борт? Ради Джулии? Или, может, ради Кухарски?
— Нас всего девятнадцать, считая Настю, — продолжила Аня, не давая Светлову шанса ответить — даже и найдись у него что сказать. — Значит, одиннадцать пленников мы можем пока оставить в Виктории. Заодно послужат залогом благоразумия остальных — ну, как мы с турками когда-то хотели поступить. А тем, кто уходит, дадим запас одежды, ножи, какой-нибудь инструмент… Не так уж они будут и беспомощны!
Они не импровизировали! Мамай, Руденко — они все решили заранее! Еще до возвращения вездехода! Впрочем, капитан же так прямо и сказал…
— Может быть, дать им хотя бы одну батарейку? — поднял неожиданно голову Игорь. — Например, от форта Линкольн?
— А вот это уж дудки! — бросил Мамай. — С батарейкой они на целый год станут для нас по-настоящему опасны. Нет, довольно с нас сильных врагов! Да и с какой стати дарить им этот год?
— Должен, должен быть какой-то другой выход, — потеряно пробормотал Олег.
— Предложи, — невозмутимо потребовал капитан.
— Ну, не знаю… Выйти всем миром и устроить большую облаву! Чужая уязвима! Я один раз уже победил ее — тогда, на «Ковчеге» — причем, голыми руками! А Гера у бродячего леса справился с тем, вторым трутнем!
— Не так чтобы совсем уж справился, раз тот и из могилы нас достает, — поморщился Мамай. — Да и многое там приходится списать на чистое везение: увлеченный Журовой, монстр был застигнут врасплох… Не спорь, это именно так, — остановил Мамай жестом готового что-то сказать в свою пользу Геру. — А что касается тебя, — снова посмотрел капитан на Светлова, — на «Ковчеге» ты одолел жнеца, а не трутня. Все равно молодец, конечно, но это, как я теперь понимаю, две большие разницы. Да и тогда, признайся, без доли удачи не обошлось… Словом, нет: подставляться, гоняясь за Чужой по полям и лесам, мы не будем. Слишком рискованно. Впрочем, как я уже сказал, никто не станет возражать, если эту работу случайно выполнят наши изгои.
— С ножами и лопатами? — всплеснул руками Светлов.
— А что, прикажешь карабин им подарить?
— Предлагаю не гнать их на убой, словно скот!
— Слушай, муля, не нервируй меня! — взорвался капитан. — По кругу начинаем ходить! Америкосов тебе жалко?! О своих лучше подумай! Об Измайловой, вон, хотя бы! Ей сейчас только твоих выкрутасов не хватает!
— Давай я сам буду решать, а чем и о ком мне думать! — взревел в ответ уже Олег. — И… — он вдруг осекся, запоздало уловив в словах Мамая какой-то неясный намек. — А что такое с Галей? Почему — «сейчас»?
— Народ, он же не в курсе! — с коротким смешком бросила внезапно со своего места Ира.
— О чем еще я не в курсе? — резко оглянулся на нее Светлов.
Ответила ему, однако, не Зварыч, а Руденко, вынудив Олега снова повернуться к столу-под-часами.
— Галя… в медотсеке, — немного смущенно проговорила Аня. — В боксе.
Легкая улыбка, игравшая при этом на ее лице, никак не вязалась с самими словами. Медотсек — это болезнь или рана, то есть всяко ничего хорошего, но бокс медотсека — это… Это арест!
— За что?! — только и смог затравленно выдохнуть Светлов.
— За что — это уж тебе виднее! — не сдерживаясь, хохотнул Мамай.
— Но…
— Помнишь, Кора обещала нам самое здоровое потомство в истории земного человечества? — порозовев лицом, снова заговорила Руденко. — В кои-то веки бокс используется по прямому назначению! Галя там на процедурах: у нее будет ребенок!
— Говорит, что твой! — ухмыляясь, добавил Стас. — И знаешь, мне кажется, не врет! Надеемся, ты рад… папаша?
21
Планета Новая Земля, форт Виктория, четвертый день за Порогом
Способность видеть и слышать сквозь стены Настя открыла в себе этим утром. Ну, то есть как видеть и слышать — глаза при этом следовало держать плотно закрытыми, а уши в других обстоятельствах (не пребывай она в могильной тиши бокса), вероятно, неплохо было бы заткнуть. И тогда нужная картинка возникала словно сама собой, без дополнительных усилий. Далеко такой мысленный взор не проникал, но в пределах медотсека, включая соседние с Настиным боксы, мог гулять свободно.
