— Когда я был маленьким, мы жили в пустыне. Называется пустыня Мохаве, это в Калифорнии. Ты была в пустыне? — Мария покачала головой, и я продолжал: — Там жарко. В городе, конечно, тоже жарко. Но там жара совсем другая. Там, может, и жарче, зато очень сухо. Вроде как в духовке на медленном огне. От такой жары в обморок не падают. А ночью там ярко-ярко светят звезды. Их на небе сотни тысяч. Или больше. Может, миллионы. Океан звезд. И сияют. На каждом крохотном квадратике неба — тысячи звезд. Да, и еще там горы. Целая гряда гор на горизонте. А на горах — ветряные мельницы.
— Ветряные мельницы? — спросила Мария. Я почувствовал, что она переключилась со своих беспокойных мыслей и наконец-то услышала меня.
— Ага, ветряные мельницы. Тысячи одинаковых ветряных мельниц на Техачапи-Пасс превращают ветер в электричество. На них можно смотреть бесконечно. Все равно что на реку… Не знаю, как описать.
— Мне хотелось бы там побывать, увидеть ветряные мельницы. Ты для того мне и рассказал?
— Да. Для этого. Чтобы ты знала — в мире есть место и для нас.
У нее загорелись глаза, и она стиснула мою ладонь.
— Тони! Ты и правда знаешь это кино?! А когда я тебе о нем сказала, то подумала, что не знаешь. Очень старый фильм, но я его так люблю!
— Я тоже. Кроме конца. Там грустный конец. Зато у нас будет счастливый. Верно?
— Жаль, что я не представляю, какие они — ветряные мельницы, — сказала она.
— А я принесу снимок, посмотришь.
Можно будет распечатать фотографию из Интернета.
— Ой, правда? Спасибо, Тони, я буду очень рада.
Она опустила голову мне на плечо, и мы ехали так весь обратный путь до «Юнион-сквер».
Если мы и споткнулись, то я этот ухаб, кажется, сгладил.
Когда двери открылись, она быстро поцеловала меня в губы.
— Обещаю.
— Буду ждать. Ну, до послезавтра?
— Пока, Тони.
И она убежала.
7 МАРИЯ. Жмурки
Той ночью, когда я поднималась по лестнице, у меня был Миг Прозрения.
Думаю, я все же в чем-то похожа на старшую сестру. Просто Стелла больше внимания обращает на такие вещи. Я могла бы делать многое из того, что она делает, если бы не игнорировала свою интуицию.
Стелла говорит, что прошлое и будущее не так разнятся, как нам кажется. Ну, в метафизическом смысле. Я и сама не до конца понимаю, что это значит, но подозреваю, это из области квантовой механики. А квантовую механику до конца вообще никто не понимает. Стелла говорит, мы запросто можем помнить будущее — не хуже, чем прошлое. «Помнить» по отношению к будущему не совсем верно, но другого слова не придумали. Мы ж этого все равно не делаем, вот и не придумали названия. Хотя Стелла говорит, мы пользуемся только малюсенькой частью мозга; наверное, способность помнить будущее как раз прячется в другой части.
Я слишком долго объясняю. А все очень просто: поднимаясь к нашей квартире, я кое-что осознала. Совершенно отчетливо. Я ведь так и не узнала ни адреса Тони, ни телефона. Ни хотя бы фамилии. Так вот, на лестнице я четко поняла, что уже и не узнаю. Поздно.
Если бы я прислушалась к голосу интуиции, то сумела бы, наверное, включить ту часть мозга, которую мы не используем. И догадалась бы, что наверху меня поджидают крупные неприятности. А я думала лишь о Тони. О том, что могу потерять его навсегда.
Перед глазами будто вся жизнь промелькнула — и в ней был один лишь Тони.
Открыв дверь, я даже не увидела Карла. Клянусь. Его кулак сразу впечатался в мою скулу, отбросив меня назад. Я хлопнулась спиной о дверь. Или захлопнула спиной дверь. Я даже не заметила, откуда Карл возник. Кулак видела, кажется, но расплывчато. Как во сне.
Колени стукнулись о деревянные половицы.
— Я сегодня проходил мимо твоей работы, — сказал он.
Часть меня даже обрадовалась. Вот и хорошо. Хорошо. Вся эта нелепица должна была закончиться. И закончилась. В голове гудело. Я чувствовала струйку крови на щеке — перстень Карла поцарапал скулу.
— Хотел поддержать тебя при разговоре с Дэнни насчет зарплаты.
«Обманщик. Какой же ты обманщик. Не для того ты туда пошел, чтобы меня поддержать. — А потом я подумала: — Ну и плевать. Теперь уже ничего не имеет значения».
Я поднялась и пошла в кухню. Немножко шатало, но я все же могла идти. Надо было приложить к лицу лед.
— Не смей отворачиваться! — завопил Карл.
На всю округу завопил. Только я не о соседях думала. Неважно, что там соседи услышат. Дети — вот что важно. Дети наверняка услышали, но что я могла поделать? Только надеяться, что они не выскочат из комнаты. Я была почти уверена, что не выскочат. Как всегда.
— Не смей отворачиваться! Отвечай, где шлялась!
— Нигде. — Я открыла морозилку, чтобы достать лед. — Ездила в подземке.
— Сука! А ну-ка, смотри на меня! В глаза смотри, скажи, что у тебя никого нет!
А я опустила голову и смотрела на кухонный линолеум.
Стелла говорит, что в детстве, когда дома было совсем скверно, она вылетала из своего тела. Она поднималась и следила за тем, что происходит, из угла под потолком. Вроде кино смотрела.
Я не такая. Если я куда и прячусь, то внутрь себя. Как можно глубже. В жмурки играю. Заберусь в самый укромный уголок в глубине себя, свернусь калачиком, стисну веки — и пусть кто-нибудь попробует меня найти. Пусть попробует до меня добраться. По крайней мере, до той моей частички, которая что-то чувствует. А большая часть меня умирает. Вроде меня не касается. Что бы ни случилось — меня не касается. Плевать на все.
Думаю, я как раз закрыла глаза, когда Карл на меня налетел и сбил с ног. Но не уверена. Помню только, как падала под тяжестью его тела. И конечно, помню, как ударилась об стол. Такое не забывается. На кухне у нас большой стеклянный стол с металлической окантовкой. Похоже на рамку для фотографии. Я стукнулась об этот металлический край, и мы рухнули на пол. И я осталась на полу. А в бок точно десяток раскаленных ножей вогнали.
Карла на мне уже не было. Не знаю, куда он девался, да особо и не думала об этом. Я старалась сделать вдох. Не получалось. Вообще-то я привыкшая, не в первый раз из меня дух вышибли. Так что, думаю, я просто ждала. Знала, что дышать будет больно, вот и не слишком старалась.
Дверца холодильника была нараспашку, из морозилки клубился пар, будто туман над вершиной горы. Я такое видела на фотографии у мамы над кроватью.
Я никак не могла глотнуть воздуха. Вроде должна была бы здорово испугаться. А страха почти не было. Странно, правда?
Помню, та мысль вернулась: ты не узнала его адрес, а теперь уже поздно.
