Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Все это отобразилось в материальной форме на его синем Форде-пикапе 1972 года. Этот примечательный драндулет имел вмятины по крайней мере на каждой четвертой панели израненного корпуса. Хуже того, столько же вмятин было у него внутри. Они были продавлены телами друзей в бесконечных аварях, которые привели к внешним вмятинам. Драндулет Криса был экзоскелетом нигилиста. На бампере красовался идеальный стикер: «Осторожно! Миру нужны сторожа!» Ирония, которую создавала эта надпись вкупе с вмятинами, поднимала ситуацию до уровня театра абсурда. И почти все это было неслучайно.
Всякий раз, когда Крис разбивал машину, его отец чинил ее и покупал сыну что-то новое. У Криса были мотоцикл и вагончик для продажи мороженого. Но он не обращал внимания на двухколесного железного коня и не продавал мороженое. Он часто выражал недовольство своим отцом и их взаимоотношениями. Но отец был в возрасте и болен, диагноз ему поставили после многих лет болезни. У него не было необходимой энергии. Скорее всего, он не мог уделять сыну достаточно внимания. Может быть, это и сломало их отношения.
У Криса был кузен Эд, на два года младше. Он мне нравился — настолько, насколько может нравиться младший кузен вашего друга-подростка. Он был высокий, умный, обаятельный, симпатичный ребенок. А еще он был остроумным. Если бы вы познакомились с Эдом, когда ему было двенадцать, вы бы прочили ему хорошее будущее. Но Эд медленно катился по наклонной, он практически плыл по течению. Он не стал таким же злым, как Крис, но был таким же растерянным. Если бы вы знали друзей Эда, то сказали бы, что это давление сверстников сбило его с пути. Но его приятели были не более потерянными или склонными к проступкам, чем он сам, хоть и не казались такими яркими, как он.
Не особенно улучшилось положение Эда и Криса и когда они открыли для себя марихуану. Марихуана вредна не более, чем алкоголь. Иногда она, кажется, даже улучшает людей. Но она не сделала лучше ни Эда, ни Криса.
Чтобы развлечься долгими ночами, мы с Крисом, Эдом и другими подростками ездили туда-сюда на наших легковушках и пикапах 1970-х годов. Мы катились по Главной улице, вдоль по Рейлроад авеню, вверх, мимо школы, вокруг северной оконечности города, на запад, или вверх по Главной улице, вокруг северной оконечности города, на восток. И опять, и снова, бесконечно повторяя эти действия. Если мы не катались по городу, то катались за городом. За столетие до того землемеры проложили широкую дорожную сеть по всем пятистам тысячам квадратных километров западных прерий. Каждые три километра к северу вспаханная дорога, покрытая гравием, тянулась в бесконечность, с востока на запад. Каждые два километра к западу другая дорога тянулась с севера на юг. Мы никогда не сбивались с пути.
Страна подростковых потерь
Если мы не кружили по городу и его окрестностям, то были на вечеринке. Некоторые сравнительно молодые взрослые (или сравнительно стремные взрослые взрослые) открывали дома для друзей, и тогда они становились временным пристанищем для тусовщиков всех сортов. Некоторые из них были крайне нежелательными гостями или быстро становились таковыми, когда выпьют. Иногда вечеринки случались спонтанно, когда кто-нибудь из ни о чем не подозревающих родителей вдруг покидал город. В таком случае вечно торчащие в машинах и кружащие по местности подростки видели, что в доме горит свет, а семейной машины нет.
Это было нехорошо. Все могло всерьез выйти из-по контроля. Мне не нравились подростковые вечеринки. Я не вспоминаю о них с ностальгией. Там темные делишки вершились в полутьме, что позволяло самосознанию оставаться на минимуме.
Слишком громкая музыка делала общение невозможным. Да и говорить было почти не о чем. На вечеринку всегда являлась парочка городских психов. Все слишком много пили и курили. Тоскливое и гнетущее чувство бесцельности витало в воздухе, и ничего никогда не происходило — если не считать того, как однажды мой чрезмерно тихий одноклассник по пьяни начал размахивать своим полностью заряженным 12-калиберным дробовиком, или как девушка, на которой я потом женился, презрительно ругалась на кого-то, кто угрожал ей ножом, или как один друг залез на высоченное дерево, качнулся на ветке и свалился, полумертвый, на спину, прямо возле костра, который мы развели под деревом. Через минуту за ним последовал его полубезумный приятель.
Никто не знал, какого черта делает на таких вечеринках. Надеется замутить с чирлидершей? Пребывает в ожидании Годо? Первый вариант считался, конечно, предпочтительнее, хотя чирлидерши в нашем городке были представлены скудно, но второй вариант был ближе к правде.
Можно было бы выдвинуть романтичную гипотезу о том, что мы готовы были выпрыгнуть из собственных черепов, будь у нас шанс на что-то более полезное. Но это неправда. Мы все были слишком незрело-циничными, утомленными жизнью и безответственными, чтобы заинтересоваться дискуссионными клубами, летными училищами и школьными видами спорта, к которым нас пытались пристрастить родители. Делать что-нибудь было не круто. Я не знаю, какой была жизнь подростков до того, как революционеры конца 60-х посоветовали всем, кто молод, вливаться, заводиться и забивать. Было ли нормально для подростка всей душой принадлежать к клубу в 1955-м? Двадцать лет спустя определенно не было. Множество таких, как я, завелись и забили. Но не многие влились.
Мне хотелось быть где-то в другом месте. И не только мне. Все, кто действительно покинул Фэрвью, знали, что уедут в 20. Я это знал. Моя жена, которая выросла на той же улице, это знала. Мои друзья, которые уехали или не уехали, тоже знали, независимо от того, какой путь они в итоге выбрали. В семьях, где были подростки, поступающие в колледж, царило неозвученное ожидание, что это случится. Выходцами из менее образованных семей будущее, включавшее университет, попросту не рассматривалось. И дело даже не в отсутствии денег. Уровень подготовки к дальнейшему образованию в то время был очень низким, а работы в Альберте было полно, причем высокооплачиваемой. В 1980 году на фабрике по производству фанеры я зарабатывал больше денег, чем в любом другом месте в последующие 20 лет. В богатой нефтью Альберте никто не упускал университет из-за нужды в деньгах.
Немного других друзей и немного тех же самых
В старших классах, когда первая группа моих друзей распалась, я подружился с парочкой новичков. Они приехали в Фэрвью как пансионеры. В их еще более удаленном городке с метким названием Медвежий Каньон школьное обучение заканчивалось после девятого класса. Это был довольно амбициозный дуэт — простые и надежные парни, к тому же классные и забавные. Когда я уехал из городка, чтобы поступить в Региональный колледж Гранд, что в ста пятидесяти километрах от дома, один из них стал моим соседом по комнате. Другой отправился еще куда-то, чтобы продолжить образование. Оба были нацелены на рост. И их решение укрепило мое собственное.
Когда я приехал в колледж, я был эдаким счастливым моллюском. Я нашел другую, расширенную группу единомышленников и компаньонов, к которой присоединились и мои товарищи из Медвежьего Каньона. Все мы были увлечены литературой и философией. Мы возглавляли Студенческий союз и даже впервые в истории сделали его прибыльным, благодаря танцевальным вечеринкам (как можно уйти в минус, продавая пиво детям из колледжа?). Мы запустили студенческую газету. Мы познакомились с нашими профессорами политических наук, биологии и английской литературы на крошечных семинарах, которые проводились даже на первом году обучения. Преподаватели были благодарны за наш энтузиазм и хорошо вели занятия. Мы строили лучшую жизнь.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
