Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Сестры с братом молча завтракали вчетвером в окружении собак. Они собираются ради этих молчаливых поминок раз в год, и всегда рано утром, чтобы мать не узнала. Она так и не смогла простить мужа. Беньи был еще слишком мал, чтобы ненавидеть, а сестры застряли где-то посередине. У каждой была собственная борьба. Беньи встал из-за стола и вышел, ничего не сказав, а сестры не спросили, куда он пошел. Одна за другой они поцеловали его в макушку, сказав напоследок, что обожают его, хоть он и редкий засранец.
По снежной тропинке Беньи вернулся к велосипеду и отправился на кладбище. Там, сгорбившись, он уселся спиной к надгробию Алана Овича и стал курить косячок, покуда не обмяк и уже не мог сдерживать слезы, водя кончиками пальцев по истертой надписи на камне.
Пятнадцать лет назад в этот день, ранним мартовским утром, пока все спали, Алан достал свое охотничье ружье и, прихватив заодно все, что причиняло боль, ушел в лес. Ты можешь объяснять это ребенку хоть тысячу раз. Когда ты таким образом теряешь отца, невозможно поверить, что взрослые не врут, когда говорят: «Ты в этом не виноват».
Человеку больно. И душа сжимается.
Время на цыпочках кралось к обеду. У себя во дворе Кевин мягкими уверенными движениями вел шайбу по затейливой траектории между сорока бутылками, расставленными на льду. Со стороны можно было только подивиться такой бешеной скорости, но для него каждое движение казалось неспешным и выверенным. Он сам не знал, почему время течет для него медленнее, чем для всех остальных. В детстве старшие ребята частенько устраивали ему взбучку за то, что он слишком хорошо играет, пока однажды откуда ни возьмись на тренировке не появился Беньи. Много месяцев подряд они ночевали друг у друга дома, читали под одеялом с фонариками старые комиксы про супергероев, оставшиеся от сестер Беньи, и жизнь обоих мальчишек обретала смысл. Их объединяли суперспособности.
– Эй, парень! – на веранде показалась мама Кевина и кивнула на часы.
Когда Кевин подошел к ней, она осторожно протянула руку и стряхнула снег с его плеча. Ее рука задержалась на плече сына дольше обычного, непривычно мягкая и нежная.
– Волнуешься? – Мать прикусила губу.
Кевин помотал головой. Она гордо кивнула.
– Нам пора. У нас с папой ранний рейс в Мадрид. Высадим тебя возле ледового дворца.
– Может, успеете посмотреть первый период?
Кевин по глазам видел, что мать разрывается. Но она бы никогда не призналась.
– Мы спешим, дорогой, у папы важная встреча по работе.
– Ага, турнир по гольфу, – прошипел Кевин. С его стороны это был предел дерзости.
Мать не ответила. Кевин знал, что продолжать бесполезно, в этом доме ценится не хоккей, а искусство избегать разговоров о своих чувствах. Повысил голос – проиграл, услышишь в ответ: «Я не буду вести разговор на повышенных тонах», и где-то в доме закроется дверь. Кевин вошел в прихожую.
Мать немного поколебалась. Она снова протянула руку, чтобы положить ее сыну на плечо, но передумала и ласково погладила его шею. Она работала начальником на большом предприятии, и подчиненные любили ее за отзывчивость и готовность идти навстречу – это нетрудно, если соблюдать субординацию. Долгие годы она засыпала с мечтой о том, что будет делать в старости, когда у нее появится больше свободного времени, а теперь просыпается среди ночи и не может вспомнить ничего из того, о чем мечтала. Она хотела дать Кевину все то, чего в детстве так не хватало ей самой, и надеялась, что времени хватит и на другое. На то, чтобы разговаривать и слушать. Но годы пронеслись незаметно, между ее работой и хоккейными тренировками сына. Он вырос, а она так и не научилась общаться с ребенком, запрокинув голову и глядя ему в глаза снизу вверх.
– Мы обязательно придем на финал! – пообещала она так, как может пообещать только мать, живущая в мире, где участие сына в финале представляется единственным возможным вариантом развития событий.
В кафетерии было по-прежнему пусто, хотя ледовый дворец потихоньку заполнялся народом. Мира сварила кофе и достала из морозилки булочки для хот-догов. Мая напряженно смотрела в окно.
– Кого ты там высматриваешь? – ехидно спросила Ана.
Мая окинула ее свирепым взглядом, после чего Ана сложила рупором руки и голосом стюардессы произнесла:
– Дамы и господа, просим вас не вскрывать упаковки с закусками во время полета. На борту присутствуют пассажиры с аллергией на арахис.
Мая треснула ее по ноге, но Ана увернулась и продолжила как ни в чем не бывало:
– Мы можем предложить вам осторожно слизывать соль с арахи…
Мира прекрасно все видела, слышала и понимала, но ничего не говорила. Ни одна мать по доброй воле не позволила бы ребенку так быстро расти. Проблема только в том, что выбора нет. Мире когда-то тоже было пятнадцать, и, к сожалению, она слишком хорошо помнила, какие мысли тогда проносились в ее голове.
– Пойду принесу молоко из машины, – поспешно сказала она, когда почувствовала, что Ана сейчас скажет нечто не предназначенное для ее ушей, особенно в присутствии Маи.
Отец уже сидел в машине, он попросил Кевина сесть спереди и начал экзаменовать его перед предстоящим в понедельник экзаменом по английскому. Жизнь отца была одним сплошным перфекционизмом, она напоминала шахматную доску, где он на пару ходов должен опережать остальных, иначе все пропало. «Успех не бывает случайным. Удача приносит шальные деньги, но не успех», – любил повторять отец. Его жесткость в бизнесе многих пугала, но Кевин ни разу не видел, чтобы отец поднял на кого-либо руку или повысил голос. Когда хотел, он умел быть обаятельным, при этом умудряясь ни словом не обмолвиться о себе. Он никогда не терял самообладания и никого из себя не строил – так бывает, если ты все время живешь будущим. Сегодня полуфинал, но экзамен по английскому в понедельник никто не отменял. Ты всегда на пару ходов впереди.
«Моя задача – быть твоим отцом, а не приятелем», – сказал отец, когда Кевин впервые за много лет упомянул, что мать Беньи приходит почти на все матчи. Не было никакой необходимости доказывать это с пеной у рта, Кевин и так все понимал: мать Беньи не отстегивает ежегодно миллион крон на нужды клуба и не следит за тем, чтобы в ледовом дворце исправно работали все лампы. Поэтому у нее есть время ходить на матчи.
Беньи выбрал дорожку, ведущую к озеру, чтобы спокойно покурить и никому не попасться на глаза, а то мать Лита опять устроит сбор подписей, как в тот раз, когда в детском саду Лит засек, что Беньи ест сладости, хотя была не суббота[2]. Мать Лита ратовала за справедливость и равноправие – разумеется, в ее собственном понимании. Почти все родители такие. Беньи всегда считал, что для взрослых Бьорнстад – не самое лучшее место. Он вдавил в снег окурок и, закрыв глаза, встал под деревом, размышляя, не пойти ли ему в другую сторону. Прочь отсюда. Угнать автомобиль и оставить Бьорнстад в зеркале заднего вида. Интересно, станет ли ему после этого легче?
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
