– Нет, нормально… Нормально все, – Ян открыл наконец виски, плеснул в рюмки. – Про зэков я и не знал. Но у них же вроде дисциплина должна быть, охрана там, все вот это вот. Разве нет, а?
– Да на них всем плевать было! Что ты… Ну, угробятся двое-трое – какая разница? У нас все прекрасно знали, что к карьеру лучше не подходить. И к тому же цементный завод в Константиновке то и дело на ремонт закрывали – завод старый, его до революции еще построили, – а карьер тоже стоял. Там еще такое дело было: когда я малая совсем была, двое парней с Привокзальной пошли зачем-то на карьер и пропали. Искали их, зэков туда-сюда мотали, да только не нашли ничего. А через год раскопали кости в тряпье – по одежде их и узнали, – только вот кости-то не целые были, а на куски порубленные! Конечно, на зэков все и свалили, да народ не верил. Темная история, много тогда слухов всяких ходило. О маньяках в то время не знали, не было такого, сам понимаешь. Так бабки старые про каких-то людоедов вспомнили, вроде как бывало тут уже подобное.
Ян слушал подругу с большим интересом, позабыв даже про остывающую яичницу. Карьер вдруг стал казаться каким-то мистическим местом. Что там, черт возьми, происходило – бесчинствовала темная сила?..
Историю с пропавшими пацанами он и сам слышал когда-то, но не придал ей никакого значения, а потом забыл начисто. Сейчас же она внезапно обрела некую новую, чрезвычайно мрачную окраску.
– Это в семидесятые было? – переспросил Климов.
– В семьдесят втором, может, третьем… Я еще в школу не ходила, но обо всем этом и потом вспоминали как-то. Кто-то говорил, что ребята эти, которые пропали тогда, в карьере рыться любили. Вроде они монеты там находили или еще что. Клад, наверное, искали? Тут ведь казачки во времена Пугачевские гуляли, это все знают. Ты чего не ешь? – вдруг нахмурилась Татьяна, прервавшись на полуслове. – Заслушался? Такую хрень, знаешь, к ночи лучше и не поминать. Смотри, смотри, снег опять повалил!
Ян глянул в окно и усмехнулся, дернув плечом. Как всегда в начале зимы, снегопад заставлял темнеть весь мир вокруг, приближая вечер. Крупные пушистые хлопья падали отвесно, плотно, но с ленцой. В доме соседа Пахомова уже горел свет на кухне – тусклое желтое пятно в ткани кружевной занавеси зимы. Ян одним духом выпил рюмку виски, ковырнул яичницу и поднял глаза на Татьяну.
– Хорошо, что ты здесь, – тихо произнес он.
Глава 6
В десять утра – на сей раз они встали довольно рано – Ян посадил Татьяну на автобус, идущий в центр, а сам перешел обледенелый проспект Щорса и двинул через кварталы пятиэтажек. Засыпанная снегом улочка вела к вокзалу, но ему нужно было не туда, слегка в сторону… На перекрестке, увидев большой гастроном, Климов вдруг резко остановился и повернул к дверям магазина. На лбу у него появилась хмурая, упрямая морщина.
Он не имел ни малейшего представления о том, насколько удастся его затея, шансов было маловато, однако, спрятав в карман плоскую бутылку армянского, бывший замполит почувствовал себя намного увереннее.
Подзабытая дорога вела его мимо кинотеатра «Ударник», мимо древних угольных складов, мимо парка, утопающего сейчас в снегу. Скоро впереди появились колонны дореволюционного особняка: когда-то он принадлежал купцу Озерскому, человеку не просто богатому, но еще и образованному. О его «домашнем» театре писали все уральские газеты… Правда, то было давно. В сороковые, сразу после войны, особняк отдали под краеведческий музей, и даже сейчас, по словам Татьяны, музей как-то еще жил, туда организованно водили школьников.
Снег на широких ступенях оказался чуть растоптан, а возле дверей его даже пытались убрать лопатой. Ян шевельнул бровями, взялся за бронзовую ручку – высоченная дверь купца Озерского оказалась даже тяжелее, чем он ожидал, так что пришлось тянуть как следует. В просторном холле, кое-где отделанном деревянными панелями, а по большей части просто вымазанном серой краской, не было ни единой живой души. Окошечко с надписью «Касса» изнутри прикрывала занавеска. Грохнула закрывшаяся дверь, и в глубине пустой гардеробной раздались быстрые шаги.
– Вам что нужно, молодой человек? Чего хотите, спрашиваю? – по истертому ковру шустро бежала бабулька в сером рабочем халате, угрожающе размахивая связкой ключей, вполне способной сойти за кастет. – Здесь музей у нас, понятно? Милицию сейчас вызову!
– Господи, да что вы, в самом-то деле? – затараторил Ян, невольно отступая к двери. – Я в музей и пришел, конечно же! Мне к директору вашему нужно…
– Это зачем вам к директору? – нахмурилась старушка, пряча ключи в карман. – По какому вопросу? Из горсовета, что ли?
– Нет… Я журналист, книгу пишу. Вот, пожалуйста, – Климов сунул руку под куртку и извлек удостоверение Союза журналистов, уже неоднократно выручавшее его в сложных ситуациях. – Хочу с директором вашим посоветоваться, расспросить про Заграйск.
– Кни-игу?
Бабуля внимательно изучила «корочки», вернула Яну и выдавила благосклонную улыбку:
– Про Заграйск, что ли, книга ваша будет?
– И про Заграйск тоже, – облегченно вздохнул Ян.
– А, тогда хорошо, тогда за мной идите, – грозная старушенция повернулась и зашаркала в полутемный коридор левого крыла.
Там она почти сразу остановилась, потянула на себя старомодно обитую дерматином дверь и, сделав знак Яну ждать, исчезла. Разговор, судя по всему, был недолгим, через минуту бабулька вышла и тихо проговорила:
– Аркадий Михайлович вас ждет, заходите.
«Повезло», – сказал себе Ян.
Директорский кабинет оказался не просто большим – огромным, так что Ян, войдя, ошеломленно захлопал глазами. Большие окна с раздвинутыми занавесками украшала коллекция кактусов. Две стены занимали шкафы с глухими дверцами, третья, за спиной директора, представляла собой сплошной стеллаж, забитый книгами. Напротив двери, под окном стоял ученический письменный стол, заваленный бумагами, сам же Аркадий Михайлович сидел в дальнем углу. Стол его, по всей видимости еще дореволюционный, под синим сукном, выглядел потертым, но внушительным.
– Здравствуйте, молодой человек, – худощавый старик оторвал взгляд от монитора компьютера, встал, отодвинув кресло. – Горелов, директор музея. Анна Васильевна сказала, что вы журналист из Москвы.
– Да… Простите, – Ян мотнул головой, прошагал через этот зал со скрипучим паркетом, протянул руку:
– Климов, Ян Антонович. Вот мое удостоверение, если хотите… Я теперь в Заграйске, хоть и не знаю, на сколько здесь остановлюсь. Купил дом, пытаюсь обосноваться. Хочу написать книгу о здешних местах.
– Нет-нет, – заулыбался Горелов. – Если вас пропустила наша Васильевна, сомневаться не приходится… Так, значит, вы пишете какую-то книгу? Это чрезвычайно интересно! Хотите кофе? Сейчас холодно, а топят у нас преотвратно, как вы, наверное, заметили. У меня есть сушки, даже кексы, хоть и вчерашние.
– Ну, раз кофе, – нерешительно вздохнул Ян, – тогда лучше уж так.
