Делая вид, будто читает газетную вырезку, Кейт внимательно наблюдала за женщиной, суетящейся за кухонной барной стойкой. Выглядела та очень деловито, и все же Кейт заметила, что у хозяйки дрожат руки, выдавая, как под невозмутимой поверхностью предательски потрескивают нервы.
«Так что все получится», – поняла Кейт.
– Миссис Ирвинг… – начала она.
– Пожалуйста, зовите меня Анджела. Когда вы говорите «миссис Ирвинг», мне кажется, вы будто обращаетесь к моей свекрови, – сказала хозяйка с легкой тенью улыбки. – Итак, что вы хотите от меня узнать? – спросила она, разливая по чашкам кофе.
Виновато улыбнувшись, Кейт ответила, тоже пытаясь придерживаться сухого и бесстрастного тона миссис Ирвинг:
– Всё, Анджела. Если, конечно, вы не против.
– Конечно, нет, – тихо ответила пожилая женщина и села за стол.
Кейт немного подождала, но, поскольку ее собеседница ничего больше не сказала, журналистка наклонилась вперед и спросила:
– С вами все хорошо, Анджела?
– Простите, я думала, вы станете задавать мне вопросы, а я буду отвечать. Как с другими журналистами, – объяснила та. – И мне казалось, я отлично с этим справлюсь. Просто это ваше «всё» звучит как-то… обескураживающе. Теперь я даже не знаю, с чего начать.
Глаза у нее наполнились слезами, и Кейт потянулась коснуться ее руки, чтобы выразить сочувствие и как-то утешить.
– Извините, Анджела, мне вовсе не хотелось вас расстроить. Давайте чуточку повременим. Может, вы для начала расскажете мне, как работали медсестрой? У меня мама была медсестра. А где вы учились? В Хэмпшире?
Это была, конечно, совсем не та информация, что требовалось добыть Кейт, но ей хотелось, чтобы Анджела разговорилась и расслабилась до того, как они доберутся до «минного поля» их беседы. Первые этапы разговора всегда самые решающие. Стоит ошибиться – и сразу возникает риск того, что тебе укажут на дверь и ты уйдешь с пустым блокнотом.
Первый раз за все это время Анджела искренне улыбнулась – возможно, решив, что ее на сей раз пронесло.
– Я, знаете ли, всегда хотела стать медсестрой. У меня вечно были кукольные больницы, где я «лечила» игрушки своих подружек. А училась я недалеко отсюда. В Бэйзингстоке. Там, где у меня и родились дети…
Она запнулась, но все же взяла себя в руки, распрямила плечи.
– Точнее, двое из моих детей. Луиза чуть было не родилась в Германии, где мы дислоцировались в семидесятых. Ник же был армейским офицером – хотя вы и так, наверно, это знаете. Но все же к ее появлению на свет мы успели вернуться домой.
Кейт кивнула, ожидая продолжения.
– А где вы жили в Германии, Анджела? Это было после того, как исчезла Элис?
Женщина на миг замерла. Имя дочери будто повисло между ними в воздухе.
– Да. Мы уехали сразу, как только полиция перестала терзать нас вопросами. Ник сказал, что нам нужен новый старт, к тому же его полковое начальство предложило ему там пост. Из доброго участия.
Кейт подняла чашку, чтобы отпить немного кофе и дать тем самым Анджеле время собраться с духом.
– Должно быть, вам тогда было очень тяжело так вот оставить свой дом и своих близких, – мягко произнесла Кейт.
– Это точно, – отозвалась пожилая женщина. Муки тех ужасных дней и недель так для нее и не притупились. На лице у Анджелы проступило страдание. Теперь она была готова говорить.
– Расскажите мне о том, что случилось в тот день, Анджела. Расскажите о том дне, когда похитили Элис.
23
Понедельник, 2 апреля 2012 года
Анджела
Она ждала этого момента. Ждала с ужасом – но все же очень хотела вновь кому-то поведать свою историю. Эта боль от переживания утраты как будто делала для нее Элис более реальной.
Она рассказала Кейт Уотерс, как в тот тихий мирный вечер медсестра принесла в ее отдельную палату Элис покормить, и Ник собрался вести Патрика домой, потому что их двухлетний старшенький уже за день намаялся и стал капризничать.
– Так что, девчонки, мы вас пока оставим, – сказал Ник и, поцеловав обеих, усадил Пэдди себе на плечи.
От этого поцелуя и от хныканья братика Элис зашевелилась в своей люльке, и Анджела взяла ее на руки и забрала к себе в постель. Она попыталась малютку покормить, но та отказалась брать грудь, возясь у соска и сопя, а потом и вовсе заснула.
Анджела из-за этого не слишком беспокоилась: Элис была ее вторым ребенком, и обычные страхи первородящих ее уже не тревожили. Она понимала, что из-за лекарств, которые ей давали в процессе родов, ее дитя еще, наверное, и пребывает в таком апатично-сонливом состоянии и что она покормит его позднее, когда кроха будет к этому готова.
Она перепеленала новорожденную дочурку в мягкую белую больничную пеленку, чтобы та была в тепле и безопасности. Потом, положив ее обратно в колыбельку возле своей кровати, взяла мыльные принадлежности с полотенцем и, ступая медленно и неслышно, побрела к душам на этаже.
– Когда я до этого встала с постели, Ник сказал, что я похожа на Джона Уэйна, – добавила Анджела.
Она тогда рассмеялась, потому что уже давно не видела своего мужа таким счастливым. Она думала, что, глядишь, появление Элис поможет им, говоря словами Ника, возродить прежние отношения. Возможно, они уже и преодолели свой кризис, – помнится, размышляла она, неторопливо продвигаясь по больничному коридору.
Она заметила, что журналистка пристально глядит на нее.
– Извините, – сказала Анджела. – Просто это очень больно вспоминать.
Кейт погладила ее по руке:
– Не торопитесь, Анджела. Я понимаю, как вам было тяжело.
– Дело в том, что я даже не помню, взглянула ли на маленькую последний раз, прежде чем уйти из палаты, – заговорила женщина, и голос ее осекся.
Кейт Уотерс оторвалась от своего блокнота и встретилась с ней взглядом.
– А вы никого не заметили в коридоре, Анджела? – осторожно спросила она.
– Вроде там была пара посетителей – кто-то выходил из отделения, – но я не слишком обращала на них внимание. Мне хотелось по-быстрому ополоснуться, пока Элис не проснулась.
Ей казалось, она всего пару минут постояла под горячим душем, хотя в полиции потом сказали, что не меньше десяти. В больнице время вообще вытворяет странные штуки. То минуты растягиваются в долгие часы, то вдруг совсем куда-то исчезают.
Когда же она пришлепала во влажных тапках обратно в палату, дитя там уже не было.
В кухне повисла тишина. Слышалось лишь тихое тиканье электрических часов. Анджела опустила глаза к столу. Как и тогда, ее накрыло волной паники, тело словно закололо от жара, она почувствовала резкую слабость и оцепенение. Сжав на коленях кулаки, Анджела заговорила дальше, надеясь рассказать все до конца и не хлопнуться в обморок.
