— Нет, спасибо, — ответил Николас Уэстон. — Я и без этого прекрасно высплюсь.
— Тогда я желаю вам спокойной ночи, господа.
Леона подобрала один из серебряных подсвечников, которые Брэмуэлл, прежде чем удалиться, оставил наготове рядом с дверью. Лорд Чард зажег для нее свечу и открыл дверь.
Миновав зал, Леона поднялась наверх; слабое пламя свечи отбрасывало по сторонам причудливые тени, пока она медленно брела по коридору в свою спальню. Все еще находясь под обаянием музыки, погруженная в мечты, девушка не сразу вспомнила о том, что перед сном ей необходимо было проведать раненого.
Она очень осторожно приоткрыла дверь его комнаты. Как она и ожидала, он крепко спал, издавая легкий храп. Поднеся свечу к лицу больного, Леона увидела, что густой лихорадочный румянец на его щеках исчез, но он был весь в поту. Она поплотнее укрыла его шерстяным одеялом во избежание простуды и потихоньку вышла в коридор. Больше ей здесь нечего было делать.
Лекарство из трав должно было оказать свое обычное действие, поскольку оно еще никогда ее не подводило.
Вернувшись к себе, она не спеша разделась, по-прежнему чувствуя себя до странности счастливой, и, едва голова коснулась подушки, ее счастье и волшебные звуки музыки слились в одном глубоком сладком сне.
Внезапно она была разбужена резким отрывистым звуком ударов. Он повторился еще и еще раз, и внезапно она сообразила, что кто-то стучался в ее дверь.
С усилием Леона заставила себя вернуться к действительности. Она лежала на постели в темноте в полном одиночестве. Стук раздался снова — слабо различимый, как будто кто-то осторожно постукивал пальцем по дереву, — но она вдруг вспомнила, что, перед тем как раздеться, заперла дверь на замок.» Наверное, Хьюго, — промелькнуло у нее в сознании. — Должно быть, случилось что-то неладное «.
В приливе испуга она тотчас соскочила с постели, схватив тонкую белую шаль и набросив ее поверх ночной рубашки, и подошла к двери.
— Это ты, Хьюги? — спросила она.
— Отоприте дверь.
В хриплом шепоте было столько настойчивости, что Леона, не раздумывая, повернула ключ. В коридоре еще горел свет, довольно слабый, но все же достаточный, чтобы рассмотреть, кто здесь стоял. Она онемела от изумления при виде Лью Куэйла, который, неся что-то в руках, протиснулся мимо нее в комнату.
— Зачем вы закрылись на ключ? — обратился он к ней. — Это рискованно, и я боялся, как бы кто-нибудь не услышал шум.
— Что вам здесь нужно? — холодно осведомилась она. — Вы не имеете права приходить сюда. Я просила Хьюги передать вам, что не желаю видеть вас в доме.
— Мне уже сообщили, — отозвался он из темноты, и, хотя она не могла разглядеть его лица, ей показалось, что он улыбнулся. Он опустил свою ношу на деревянный паркет и затем, прежде чем она сообразила, что он задумал, вышел за порог, вынул из одного канделябра в коридоре тонкую свечку и принес ее обратно в комнату. Закрыв за собой дверь, он поставил ее на туалетный столик и зажег другую свечу, стоявшую рядом, так, чтобы обе они освещали спальню.
— Что вы делаете? — спросила Леона. — И что это вы притащили сюда?
Она опустила глаза на пол и обнаружила там два больших рулона материи.
— Я принес вам подарок, — сказал Лью, поймав ее взгляд.
— И только за этим вы явились сюда? — изумилась Леона.
— Вы должны быть мне признательны, — ответил он. — Вы сказали мне, что сожгли то платье, которое я вам подарил, вот я и решил преподнести вам кое-что взамен. Взгляните! Прямо из Парижа!
С этими словами он развернул оба рулона, и внезапно комната как будто наполнилась ослепительным блеском и сиянием Востока. Один из них оказался свертком роскошной ткани для вечерних туалетов, серебристо мерцавшей при свете свечей, а другой — белого атласа, украшенного золотым шитьем. Обе эти материи, как прекрасно было известно Леоне, ценились в Лондоне на вес золота, так как все светские модницы предпочитали носить наряды исключительно из французских тканей.
Она недоверчиво уставилась на него и тут же спросила:
— Вы на самом деле верите, что я соглашусь принять от вас такой подарок? Вы действительно считаете, что я позарюсь на него, когда вы ставили под удар жизнь многих людей и свободу Хьюго, чтобы незаконным путем ввезти его сюда?
— Я полагаю, что вы такая же женщина, как и все, — ответил Лью. — А какая женщина сможет устоять перед таким соблазном? Мне никогда не случалось видеть ничего более восхитительного. Только подумайте об их стоимости!
— Мне все равно, даже если бы они были сделаны из бриллиантов, — заявила Леона. — Мне они не нужны.
Вы можете забрать их с собой.
— Значит, вот как? — Лью прищурил глаза. — Я успел перехватить их в последнюю минуту, когда лошади с грузом уже отправлялись в путь. Как только я увидел их, я сразу подумал о вас. Я знал, что вам они будут к лицу, поэтому и принес их сюда. Разве это для вас не имеет значения?
— Это означает только то, что я по-прежнему не могу чувствовать себя в безопасности, — ответила Леона. — Я не хочу от вас никаких подарков. Я не желаю, чтобы вы впредь появлялись в этом доме.
Едва девушка произнесла эти слова вызывающим тоном, в ее памяти вдруг всплыл голос Хьюго, заклинавшего ее быть повежливее с Лью, и она предприняла неуклюжую попытку смягчить удар.
— Это слишком опасно, — добавила она поспешно. — Вам не следует так искушать судьбу. Я ценю вашу заботу обо мне, но, пожалуйста, поскорее унесите отсюда эти вещи.
— Это уже лучше, — произнес Лью в ответ. — Вы колеблетесь, как я и предполагал. Только представьте себя в платье из серебристой парчи, оттеняющей белизну вашей кожи и золото волос. Ну-ка, давайте взглянем на вас в зеркало.
Говоря это, он выдернул отрезок серебристой ткани и, прежде чем она успела сообразить, что происходит, перекинул его длинной сверкающей струей через плечо Леоны. Затем он развернул ее так, чтобы она могла рассмотреть себя в зеркале.
Перед нею предстало ее собственное отражение — слегка растрепанные со сна волосы, поблескивавшие в сиянии свечей, бледное и испуганное лицо, огромные от страха глаза и мерцание серебра на ее плече, напоминавшее поверхность реки при лунном свете. За своей спиной девушка увидела лицо Лью, чувственный изгиб его губ и внезапно вспыхнувший огонек в глазах, который, как она знала заранее, не предвещал ничего хорошего.
— Нет… нет! — воскликнула она, пытаясь увернуться, но было уже слишком поздно. Его руки обвили ее стан, насильно удерживая ее в плену.
— Вы похожи на королеву! — с жаром заявил он. — И я сделаю из вас королеву побережья! Королеву, которая будет признана всеми, потому что ей нет равных.
Его губы почти касались ее, но каким-то сверхчеловеческим усилием воли, на какое она до сих пор не считала себя способной, ей удалось вырваться из его цепких объятий.
