Она держала ее в руке, ее щеки разгорелись, а глаза сияли, когда она обратилась к маркизу:
— Я думаю, Гермия уже поблагодарила вас, что и я хочу сделать теперь.
— Я думаю, ваш муж справится с этой работой, — ответил маркиз. — А теперь сядьте пожалуйста, миссис Брук, я хочу поговорить с вами.
Гермия встала на ноги, чтобы выйти, но маркиз сказал:
— Вы должны остаться, Гермия, поскольку это касается вас.
Это прозвучало очень серьезно, и Гермия с опаской взглянула на него, гадая, что он хочет сказать.
Она села на стул, беспокоясь, что он может открыть ее матери то, о чем она еще не знала.
Приподнявшись повыше на своих подушках, маркиз сказал:
— Лежа здесь, я все время думал, какой подарок я мог бы преподнести вашей семье за всю вашу доброту.
— Нам ничего не нужно, — тихо произнесла миссис Брук.
— Я ожидал, что вы скажете это, — ответил маркиз, — но я взял себе за правило: всегда оплачивать свои долги.
Он помолчал, затем угрюмо добавил:
— В противоположность некоторым!
Гермия подумала, что он имеет в виду Рошфора де Виля.
— Я только рада, что мы имели возможность чем-либо помочь вам, — улыбнулась миссис Брук.
— Я все еще, кстати, ценю мою жизнь очень высоко, несмотря ни на что, — ответил маркиз, — и поскольку Гермии я обязан тем, что Остался жив, в обычных обстоятельствах я послал бы ей очень дорогое ювелирное изделие, чтобы выразить мою благодарность.
Миссис Брук собиралась что-то сказать, но он быстро продолжил:
— Вместо этого у меня есть другая идея, которая — я надеюсь — встретит ваше одобрение, и, кстати, это будет означать исполнение одного из ваших желаний.
Гермия, наблюдавшая за ним, пока он говорил, ощутила, как у нее захватило дух от того, что он сказал далее:
— Я решил, что моим подарком Гермии будет поездка на несколько недель в Лондон вплоть до окончания светского сезона.
Миссис Брук онемела от изумления и, не веря собственному слуху, глядела, пораженная, на продолжавшего маркиза:
— У меня есть сестра, леди Лэнгдон, которая овдовела и чувствует себя одинокой и несчастной после того, как ее муж был убит в битве при Ватерлоо. Я знаю, что она получит огромное удовольствие, сопровождая Гермию на балы и вводя ее в светский мир.
Скривив губы в улыбке, он добавил:
— Она также, я думаю, обладает очень хорошим вкусом в выборе нарядов и будет в восторге от возложенной на нее роли сказочной феи, наряжающей Гермию!
— Это… невозможно! — задохнувшись от неожиданности, выговорила миссис Брук. — Мы не смогли бы принять такого подарка!
— Нет ничего невозможного, — возразил маркиз, — если, конечно, вы не откажете своей дочери в том, что для нее лучше всего. И это — возможность, которую просто нельзя упускать.
Поскольку это было несомненной истиной, миссис Брук не смогла ничего ответить, и маркиз продолжил:
— Я сам дам небольшой бал для Гермии в моем доме в Лондоне, а моя сестра позаботится, чтобы она была приглашена на все другие балы вплоть до окончания сезона. Так что нам остается сделать только одно.
— Что же это? — спросила миссис Брук голосом, казалось, доносившимся откуда-то издалека.
— Мы должны доставить Гермию в Лондон к началу следующей недели, — сказал маркиз. — Сезон будет продолжаться не слишком долго, поскольку регент скоро отправится в Брайтон, а после этого многие начнут закрывать свои дома и разъезжаться в деревни.
Улыбнувшись вновь, он добавил:
— Следовательно, ваша магия должна немедленно поставить меня на ноги, миссис Брук, и затем волшебная сказка для Гермии начнет разворачиваться!
— Я не… могу поверить тому, что я… слышу! — сказала миссис Брук странным голосом, и Гермия увидела слезы, скатывающиеся по щекам ее матушки.
Только когда Гермия в ту ночь отправилась спать — после того как она долго говорила с отцом и матушкой о том, что запланировал маркиз, — она подошла к окну спальни и взглянула через него на луну и звезды.
С того момента, как маркиз начал раскрывать им его план, она думала, что живет в своих мечтах, и не могла поверить, что ее молитвы исполнились.
И тем не менее, как будто маркиз действительно взмахнул волшебной палочкой, перед ней наяву стал подниматься занавес, открывая ей будущее, столь сверкающее и столь великолепное, что она чувствовала себя летящей по небу на яркой звезде.
Единственное, что пугало ее, — это то, что скажет Мэрилин, а также возможный гнев ее дяди и тети, когда они узнают о происходящем.
Кроме того, она думала о лесопилке, которая столько значила для отца, и знала, что граф принял это предложение маркиза только потому, что верил, что оно исходит от человека, которого он прочит в свои зятья.
Когда Гермия думала об этом, ей казалось, что чья-то холодная рука убирает тонкую сияющую вуаль с ее глаз и звезды перестают сиять для нее столь ярко.
Может быть, прежде чем маркиз оставит их, он сделает предложение Мэрилин, и тогда они не будут удручены тем, что он поручит своей сестре опекать ее в свете.
«Он благодарен… конечно, он благодарен мне, — говорила себе Гермия, — и, как он говорит, он хочет оплатить свой долг».
Она пыталась объяснить себе происходящее с нею с практической стороны, но почему-то это портило тот восторг, который она ощущала.
Хотя она редко так делала, но сейчас сдвинула занавеси, на окне, закрывшись от великолепия ночи, и легла в постель в темноте.
Лежа в кровати без сна, она неожиданно для себя стала думать о том, что маркиз скажет Мэрилин, когда будет просить ее руки, и что она почувствует, когда он поцелует ее.
При мысли об этом она как будто вновь ощутила твердость его губ, требовательно и настойчиво прижавшихся к ее губам.
Она знала, что, хотя он никогда не поцелует ее вновь, она не сможет забыть, что он был первым мужчиной, сделавшим это.
Глава 6
Гермия вошла вслед за леди Лэнгдон в большой мраморный вестибюль и спросила лакея:
— Его светлость уже вернулся?
— Его светлость вернулись несколько минут назад, мисс, и прошли в свой кабинет.
Гермия подождала, пока леди Лэнгдон не вступит на лестницу, ведущую наверх, и лишь тогда сказала:
— Я хотела бы поговорить с вашим братом, если я вам больше не нужна.
— Нет, не нужна, мы закончили все, что нам предстояло сделать этим утром, поэтому иди и поговори с Фавианом, — ответила леди Лэнгдон с улыбкой и пошла наверх по изысканной резной лестнице, ведущей к парадным залам на втором этаже.
