Книга Гимназия неблагородных девиц - Дарья Донцова

Войдя домой, я поставила пакеты на столик, сняла куртку и взглянула на себя в зеркало. Купив по совету Криси вещи, я прямо в новом побежала домой. И сейчас, рассматривая свое отражение, мне пришлось признать, что Кристина права. Ярко-красная кофточка с вырезом и узкие темно-синие брюки сидели отлично, а макияж сделал мое лицо отдохнувшим и помолодевшим. Я редко бываю довольна своим отражением, но сегодня придираться было не к чему.

Весело напевая, я унесла пакеты с едой на кухню, вынула из них два фольговых лотка с такими же крышечками, потом выудила картонный бокс с пирожками и записку: «То, что в фольге, грей в духовке десять минут при средней температуре. Подавай в лотках, вынуть содержимое трудно, скажи: «Сейчас модно формы для запекания на стол водружать. Вся Европа так делает». Кулебяки одинаковые, кроме двух. У них на спинке гребешок. Эта выпечка для злобины. Сама ее не ешь».

Резкий звонок в дверь позвал меня в прихожую, я открыла дверь, на пороге стояла тетя Фира.

— Привет, — сказала она, — принесла тебе подарочек. Кухонные полотенца с изображением кошек… Гостей ждешь? Оделась красиво.

— Спасибо, — улыбнулась я, — сейчас муж придет и его сотрудница. Устроим рабочее совещание на дому.

— Хорошая кофточка, — продолжала тетя Фира. — Но возник вопрос: где грудь?

— Чья? — спросила я.

— Твоя, — пояснила соседка, — декольте до колен, такое носят, чтобы богатство показать. А у тебя… мда. Глянуть не на что, потому что ничего нет.

Я опять посмотрела в зеркало.

— Ну… да… вы правы. Переоденусь в рубашку.

— Никогда, — отрезала бабуля, — таки хламида никому не идет. У меня та же проблема зрела. В старости она пропала. Грудь не выросла, просто я перестала расстраиваться. Нет и не надо. У других мозга нет, и живут счастливо, а я из-за какой-то ерунды убиваюсь. Да и муж мой последний не особо внимательным был и все забывал. Я хорошо знала, если супруг ко мне со словами: «Ангел мой», «Золотце» или «Солнышко» обращается, то он точно не может вспомнить, какое у меня имя в паспорте стоит. Весь в своем творчестве. Художник. Только о картинах думал. Но я не переживала, использовала это в своих целях. Заглянет ко мне Павел вечером в спальню, время к полуночи, меня в сон клонит. Муж тихо осведомляется: «Золотце, я к вам сегодня уже заходил? Или вчера навестил?» Ему мама покойная, Циля Ароновна, накрепко внушила: супружеский долг через день исполнять надо. Если каждый день, то мужчина от истощения умрет. А меня зевота раздирает, я и отвечаю: «Конечно, мы с вами уже побеседовали. Целых два раза». Супруг прямо засияет: «Я молодец». И уходит. Если же у меня игривое настроение, то я честно заявляю: «Нет. Битте на мою подушку».

Я пыталась сохранить серьезность. Ну вот, еще один супруг объявился. Павел!

Тетя Фира засмеялась.

— Ну кто еще так устроился? Свекровь все меня допрашивала: «Ты не заездила в койке моего мальчика?» И что ей отвечать следовало? Хотелось сказать: «Мама, вы таки уже отпустите животное на свободу, я сама процессом руковожу». Но голова у меня всегда не к пояснице приделана была, поэтому я улыбалась и молчала. Ох, любила свекровь мне на нервы тошнить. Ни один мой прыщ не обмолчала. Пока под памятником не замолчала. Вечно говорила: «Фира, ты умная. Но муж любит у жены три места: то, где спина свое красивое название теряет, то, о котором в гостиной у Мони не говорят, и сиськи. При чем тут ум? Для семейной жизни это пустая покупка. Зря Ривка, мать твоя, хвасталась, что дочь умнее библиотекаря. Фира, где сиськи? Ты моего сына обездолила!» И так она мне в мозг вопрос ввинчивала, что я сама с собой в ванной раздеваться не хотела. Пойдем с Пашей в гости, остальные подружки в платьях с декольте таким, что Нью-Йорк видно, а я в блузке с жабо. Помню, как Циля Ароновна мне шепнула: «Таки жаба твоя не поможет». У меня слезы из глаз! И тут! Сусанка, подружка моя незаклятая, посоветовала:

— Иди к сумасшедшему Изе, он придумал увеличитель груди.

О! Я его вмиг купила, декольте нацепила, Циля Ароновна увидела, глаза уронила.

— Фира! Откуда?

Я ей гордо:

— Мама, все для вас. Бюст у меня от любви свекрови к невестке за одну ночь отрос больше по размеру, чем подушка в доме у вашего кота Мойши.

— Стой здесь! Никуда не уходи!

Соседка убежала. Я отправилась на кухню, поставила фольговые лоточки в духовку и услышала ворчание из прихожей:

— Куда подевалась, шлемазл?

— Здесь я, — крикнула я, — у плиты.

Старушка очутилась рядом.

— Азохен вей! Полотенце не поменяла.

— Забыла, — призналась я.

— Стой там и слушай сюда, — заявила тетя Фира, протягивая нечто непонятное, — снимай свою роскошь. Надевай это на тело!

— Это что? — на всякий случай уточнила я, рассматривая странный лифчик, у которого вместо чашек были две полочки.

— Молчи, — отмахнулась соседка, — я тихая, но еще никому не удалось меня переспорить. Если я решила кому-то хорошее сделать, то даже если человеку плохо станет, не остановлюсь. Насильно его тем, что нужным считаю, осчастливлю. Натягивай. Клади красоту на подставки.

— У меня ничего не кладется, — вздохнула я.

Тетя Фира потыкала в полочки снизу пальцем, они задрались.

— Ну и что? Изя на такой случай рассчитывал. Теперь сама Сара Мироновна, у которой внук спрашивает: «Бабушка, почему у тебя под шеей попа?» — в отчаяньи от того, что ее богатство на фоне твоего меркнет, слезы в кофе нальет, запихивайся в свою обдерганку-кацавейку. Вот теперь у Вилки сердце наружу. Глаза от такой прелести чешутся.

Я посмотрела в зеркало и ахнула. Из выреза кофточки выглядывал бюст размера пятого, не меньше.

— Как это получилось?

Тетя Фира сложила руки на животе.

— В пятьдесят девятом году Сусанка дружила с Иосей, а у него имелся друг, Изя, на весь мозг с больной головой. Изобретатель. Он увеличителями груди в туалете Ярославского вокзала торговал.

— Почему там? — еле смогла я вставить вопрос в поток бурной речи соседки.

— Так шестьдесят второй год, — пояснила тетя Фира, — у Изи родителей в тридцать седьмом расстреляли, он НКВД жуть как боялся. А мне лет было мало, я над ним только смеялась. Вещи Изя на века делал. Пользуйся пока. Ну, как говорила моя свекровь: «Фира, ты не дай бог ночевать у меня останешься или, слава богу, уедешь?» Завтра зайду. Плита пищит. Готовое не вынимай, выключи, дверку приоткрой, в щель кухонную варежку всунь и закрой. Немного холодного воздуха внутрь пойдет, а тепло останется. Не остынет еда. Полотенце смени. Подруге улыбайся, взбесится она от этого. Холодец подай на закуску.