Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 245
О’Бирн поблагодарил Уолтера Смита за гостеприимство, попрощался с юным Морисом и собрался уходить. Когда они с Орландо повернулись, то увидели доктора Пинчера на другой стороне улицы. Он выглядел бледным, словно больным. Но ни один из них не обратил на это внимания.
Бледность доктора Симеона Пинчера отчасти действительно была вызвана простудой, которую не вылечил до конца даже бульон мистрис Тайди, но настоящей причиной стала маленькая сценка, которую он только что увидел. Его словно ударили под дых, и он смертельно побледнел.
Прошло десять лет с тех пор, как он предпринял попытку лишить О’Бирна прав на владение Ратконаном. После внезапной смерти Мартина Уолша он позволил пройти двум месяцам, прежде чем нашел другого юриста и с ужасом узнал, что за это время молодой Бриан каким-то образом получил законное право владения. Было это простым совпадением или тут крылось нечто более серьезное? Трудно представить, чтобы человек вроде Мартина Уолша мог нарушить конфиденциальность, к которой его обязывала профессия. К тому же Пинчер не видел никаких особых связей между уважаемым адвокатом из Фингала и ирландцем с гор Уиклоу. Да, все это, конечно, подозрительно и загадочно. Доктор постарался кое-что разузнать в Дублинском замке и выяснил лишь то, что Бриан О’Бирн постарался легализовать свое положение, а несколько джентльменов-протестантов, близких к властям, настояли на том, что было бы мудро дать безобидному молодому человеку то, о чем он просит. В общем, дальнейшие розыски смысла не имели, и Пинчер с неохотой бросил это дело. Но ощущение того, что он просто не может чего-то понять, осталось.
И что же он увидел только что? Прямо перед ним, на другой стороне улицы, Орландо Уолш, торговец Уолтер Смит и Бриан О’Бирн стояли рядом и беседовали, как близкие друзья, а когда Уолш и О’Бирн отправились по своим делам, бросив взгляд через улицу туда, где стоял Пинчер, они как будто вообще его не заметили. И что все это означало?
Пинчера охватило жуткое чувство, что он видит нечто вроде заговора. Эти люди явно состояли в неких приятельских отношениях, которых Пинчер не понимал до конца. Конечно, он знал, что сестра Орландо замужем за Смитом, но как сюда вписывается ирландец О’Бирн? Пинчер понятия не имел, но, пока он смотрел на другую сторону улицы, его охватило сильное, тошнотворное ощущение, что его просто одурачили.
На следующий день он как следует расспросил Тайди, но сторож объяснил, что он, как добрый прихожанин Ирландской церкви, почти ничего не знает о католических семьях.
— О Дойлах я еще могу расспросить, ваша честь, и об Уолшах, возможно, ведь они англичане. Но О’Бирн… — Тайди развел руками. — Я удивлен, что вы можете просить меня о таком, сэр.
— Нет-нет, конечно нет, — вынужден был сказать Пинчер, не желая оскорблять Тайди.
Но сам он предпринял кое-какие шаги. И две недели спустя один из служащих Дублинского замка сообщил ему:
— Вообще-то, есть слух, что дед Смита был урожденным О’Бирном.
Вот оно что. Теперь Пинчер понял. Он пришел к Мартину Уолшу с доверием, потому что, католиком он был или нет, Уолш оставался английским джентльменом. А оказалось, что Смит, выдававший себя за английского торговца, на самом деле был не кем иным, как грязным ирландцем с диких гор Уиклоу. И Уолш должен был это знать, но позволил ему жениться на своей дочери. А потом Уолш, выслушав доверчивого доктора Пинчера, тут же нарушил профессиональную клятву и передал полученную информацию О’Бирну. Это все объясняло. Сомнений не оставалось.
Его просто обвели вокруг пальца. Завели в ирландское болото. Они сделали из него дурака, эти проклятые католики, с их вечной ложью и двуличностью. Они смеялись над ним за его спиной, и это продолжалось годы. Пинчера охватила ярость. Но если его сделали дураком, то кто они сами? Предатели. Простые, откровенные предатели. Старый Мартин Уолш мог выглядеть джентльменом. Но, повторял себе Пинчер, мне с самого начала следовало знать, что человек, у которого сын — иезуит, может быть только предателем. Старые англичане или туземцы-ирландцы с гор и из болот — все они одинаковы. Они католики, и только это имело значение. И с этого момента доктору Пинчеру стало раз и навсегда ясно одно: низость и презренность натуры, которые он до сих пор приписывал лишь простым ирландцам, свойственны всем, кто исповедовал католическую веру. Их религия не только обрекала их на вечные муки, но и изначально превращала в злодеев. И доктор пообещал себе, что он, когда придет час, лично нанесет удар по Смиту, Уолшу и О’Бирну, которые осмелились насмехаться над ним.
Что до Ратконана — имения, которое он надеялся украсть у О’Бирна, не имея к тому никаких оснований и поводов, — то теперь Пинчеру уже казалось, что это законный наследник украл земли у него самого. И эту мысль он также запер в сердце, как некое сокровище в сундуке.
В таком горестном состоянии ума доктор богословия провел много месяцев.
Письмо, приведшее доктора Пинчера в бешенство, пришло весной 1627 года. Написала его сестра доктора. И говорилось в нем о Барнаби.
Возможно, мистрис Тайди была права, думая, что доктор Пинчер нуждается в супруге. Но доктор Пинчер так долго жил одинокой аскетичной жизнью, что для него было бы весьма трудно изменить привычки так, чтобы рядом мог поселиться другой человек. Что до потребностей тела, то в молодости он подавлял их, как солдат во время военной кампании, потому что боялся испортить свою репутацию. А с течением времени эти нужды так уменьшились, что доктор, став старше, уже боялся совсем другого, и его колебания стали уже чем-то вроде призвания.
Но если Симеон Пинчер и был убежденным холостяком, его честолюбие в отношении родных ничуть не ослабело, даже наоборот, с годами оно росло. Он пока что не получил земельных владений, которых жаждал, но все же обладал некоторым состоянием и был заметной фигурой в Дублине. Несколько лет назад он предложил сестре, чтобы его племянник Барнаби получил образование в Тринити-колледже, где Пинчер присматривал бы за ним и проследил бы, чтобы мальчик получал все самое лучшее. Однако сестра написала в ответ, что сын, хотя и отличается благочестием, вовсе не склонен к наукам и предпочитает поступить в обучение к известному торговцу мануфактурными товарами. Торговец, заверила доктора сестра, весьма ученый человек и пообещал, что Барнаби под его присмотром будет читать все те книги, что принесут ему пользу.
Отказавшись от этой надежды, Пинчер решил подождать благоприятного случая, но теперь, когда Барнаби исполнилось двадцать лет, он снова написал сестре, предлагая племяннику приехать в Дублин, где он мог бы познакомиться с прекрасными людьми. И это дало бы ему самому возможность поближе узнать молодого человека, который получит все после его смерти, подчеркнул Пинчер. Он думал, хотя об этом не упомянул в письме, о том, что Барнаби увидит, какой важный человек в Дублине его дядя. Ответ сестры на его любезное приглашение вызвал бешеную бурю в душе доктора.
Ее письмо начиналось вполне мило: она должным образом благодарила брата за то, что тот не забывает о племяннике. Потом сестра напоминала, что если он хочет возобновить отношения с родными, повидать родную сестру, познакомиться с ее замечательным мужем, а заодно и с племянником, то ему только и нужно, что приехать в Англию, где его ждет самый теплый семейный прием. Если тут и крылся мягкий упрек, доктор должен был признать, что высказан он был очень сдержанно. И в самом деле, почему за все эти годы он ни разу не подумал о путешествии через море, чтобы повидать сестру? Отчасти из гордости… или, скорее, из тщеславия. В этом Пинчер честно признался самому себе. Он хотел вернуться домой с триумфом, обладая большим имением. Это не говорило о большой любви к родным, и Пинчер справедливо осудил себя за подобные мысли. Но почему он так стремился произвести впечатление? Да потому, что его сестра всегда давала понять, на свой тихий лад, что она не слишком высокого мнения о брате. И даже теперь, через тридцать лет, ему не хватало скромности, чтобы увидеть справедливость ее суждения и признать собственную близорукость. При этой мысли почтенный доктор смущенно склонил голову.
Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 245
