Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
— Да, действительно, я вовсе не обязана. Я просто хотела с Жанной поговорить. Советы дать, подсказать что-то… — залепетала обиженно Валечка. Потом взяла себя в руки, проговорила уже более спокойным и ровным голосом: — Да я сейчас уйду, Елена Максимовна. Я понимаю, какой день был тяжелый, нервы у вас на пределе. И все же послушайтесь моего совета: будьте помягче с теми, кто хочет вам помочь. Ну что вы на Марка волком смотрите? Ну нельзя же так, Елена Максимовна.
— Ты не знаешь всего, к сожалению, — вяло махнула та рукой и замолчала, поджав губы, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.
Валечка грустно пожала плечами, вышла из комнаты. По всей видимости, на кухню отправилась, и было слышно, как она дает указания Марку обиженным голосом. Потом на кухню пришла жена Марка, и говорили уже втроем — обсуждали ее проблему. Марк с женой задавали вопросы, Валечка отвечала.
— Неужели все так трагично, Валь, и ничего сделать нельзя? Я слышал, делают замену суставов, вместо изношенного вставляют искусственный?
— Это называется «эндопротезирование», Марк. Во-первых, это очень дорогое хирургическое вмешательство, и не всегда оно дает ожидаемый результат. А во-вторых, не везде его делают, надо еще клинику найти. У нас в городе точно не делают.
— А если все-таки найти клинику?
— Нет, Марк. Елене Максимовне такая операция вряд ли поможет, не тот случай. У нее полностью разрушен суставный хрящ, да плюс возраст. И вообще, мне странно, что именно ты задаешь эти вопросы. Я полагала, что Жанна с Юлианом должны… Как бы там ни было…
Потом голосов не стало слышно, видимо, закрыли кухонную дверь. Потом голоса прошелестели уже из прихожей, тихо захлопнулась дверь. Валечка, стало быть, исполнила свою врачебную миссию, ушла домой.
По карнизу опять начал выстукивать дождь. В комнате стало совсем темно, но света зажигать не хотелось. Можно было включить телевизор, но посторонних раздражающих звуков тоже не хотелось. Организм протестовал против любых признаков жизни, скукожился и затих, и даже всплакнуть не было сил. А может, он просто не хотел принимать новых обстоятельств, хотел обстоятельства старые и привычные. Чтобы в квартире был Коля, чтобы можно было позвать его в любую минуту, неважно, для чего. Для очередного поручения или просто так, чтобы дать волю капризу, выплеснуть накопившееся раздражение. Да, Коля… Он всегда был рядом, только позови. Что ж ты со мной сделал, Коля?
Она вдруг поняла, что даже особого горя не чувствует, будто оно растворилось в ощущении жгучей обиды — да как он мог? Как мог оставить ее одну, в таких невозможных обстоятельствах? Никчемный угодливый муж Коля, тихий послушный алкоголик, второй человеческий сорт. Он словно и создан был для того, чтобы исполнять незаметную и привычную функцию и не требовать любви и награды. Как рука, например. Или нога. Рука ведь не требует к себе любви, она просто есть, и все. И нога тоже.
Но примешивалось к обиде на Колю еще что-то, довольно странное чувство, похожее на крайнюю степень изумления. Даже в голове не укладывалось это обстоятельство, что Коля и Марк, оказывается, общались все эти годы! У нее за спиной! И ведь ни словом, ни полсловом Коля не обмолвился.
Будто подслушав ее мысли, в дверях появился Марк, спросил тихо:
— Вам чаю принести?
— Нет! — бросила Елена Максимовна резко, будто он предлагал что-то нехорошее.
— Может, что-нибудь еще нужно? Вы говорите.
— Нет! — повторила с тем же злым напряжением в голосе.
— Хорошо, хорошо… Отдыхайте, тетя. Я позже зайду.
Повернулся, ушел, оставив после себя странную энергию этого «позже зайду». Показалось даже, зловещую энергию.
А что, все может быть. Никто помешать не сможет, он вправе сделать с ней все, что угодно. Как Жанна могла уехать, оставить ее одну? Ее, свою мать, беспомощную и беззащитную? И Юлик… Но тот хоть не знал, что Марк заявится. Если б даже и знал. Но каким потрясением для него будет, когда узнает! Привык, наверное, думать, что постыдное обстоятельство из его юности мхом поросло, успокоился. А оно взяло и вынырнуло из небытия, как черт из табакерки.
Мысли вдруг спутались в клубок, укатились в спасительную дремоту. Теплая уютная темнота поволокла за собой, укачала, успокоила. И вот уже все хорошо, и все привычно в доме. И Коля копошится на кухне, готовит ужин. Вот послышалось, как скрипнула половица в коридоре — знакомые шаги.
— Коля… Коля?! Ты здесь?
— Да, я здесь, Леночка. Я присяду вот тут, на кресло, на самый краешек… Ты спи, спи, я тихо посижу…
— Марик приехал, Коля. Такая вот неожиданность. Ты знал, а мне не сказал.
— Да, не сказал. Но ты Марика не обижай, Леночка. Он хороший.
— Да какое там — не обижай! Я его боюсь, Коля! И дети меня предали. И Юлик предал, и Жанна. Разве я заслужила, Коля? Ты же знаешь, я всю себя им отдала! Все на твоих глазах было! И не я виновата, что ничего путного из них не получилось! Я ж не требую благодарности, но пусть хотя бы свой долг исполнят. А они меня предали, Коля… Как же так, а?
— Это все правильно, Леночка, ты просто пока не понимаешь. Но ты обязательно поймешь со временем и не станешь на них обижаться, Марик тебе все объяснит. Он не зря приехал, Лена. Ты слушай его, он все тебе объяснит.
С шумом забарабанил дождь по карнизу, порывом ветра снесло нараспашку плохо прикрытую форточку. Елена Максимовна открыла глаза, дремота ушла, как не было. Она глянула на кресло — никого. И десяти минут не проспала, по всей видимости.
Воздух из форточки шел сырой и холодный, но вкусный. Даже голова прояснилась немного. Надо будет обдумать потом этот странный короткий сон.
Прислушалась — из кухни доносились голоса. Ужинают, наверное. Устроились, как у себя дома! Но, между прочим, она никого к себе не звала! И Жанна здесь не хозяйка, чтобы пускать кого-то без ее разрешения!
Новая волна гнева вспыхнула и тут же угасла. Елена Максимовна давно уже ощущала, что не мешало бы сходить в туалет. Никак не отменишь эту настоятельную потребность организма. И чужую помощь не отменишь… Хоть плачь, хоть волком вой!
Вдруг она услышала шаги по коридору — Марк заглянул с вопросом:
— Ужинать будете?
— Нет! Нет… Но мне нужно…
— Что, тетя?
— Мне нужно…
— А, понял! Понял… Сейчас принесу.
Ушел и тут же вернулся, держа в руках судно. Включил свет, подошел к ее кровати. А на нее такой вдруг ужас напал, горло перехватило, жаркая испарина пошла по телу. Протянула вперед ладони, будто защищаясь, проговорила хрипло:
— Нет, Марк, нет… Я не могу… Из твоих рук не могу… Нет! Нет!
— Хорошо, хорошо. Не волнуйтесь. Я Марусю сейчас позову.
— Да, лучше Марусю!
Потом, когда физиологическая потребность была успешно удовлетворена и Маруся унесла судно, Елена Максимовна вздохнула и задним числом отметила про себя, что не увидела на лице молодой женщины ни капли брезгливости. Нормальное у нее было лицо, без лишних эмоций. Жанна бы точно так не смогла. Может, брезгливости Жанна и не позволила бы себе, но смиренного страдания — сколько угодно. Но хрен редьки, как говорится, не слаще, просто у смиренного страдания и брезгливости эмоциональный окрас разный, вот и вся разница.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
