Ноги мои подкосились, и я опустился на крыльцо, усыпанное лепестками роз. Впрочем, будь оно сплошь покрыто собачьим дерьмом, я все равно уселся бы, так как не имел сил стоять.
– Вы поедете в ресторан? – спросил некто, материализовавшийся из окружавшего меня вакуума.
Я поднял глаза. На ступеньках крыльца стоял молодой человек под зеленым клетчатым зонтиком.
– Потрясающая свадьба, да? – жизнерадостно воскликнул он. И с пылом добавил: – И пара просто шикарная!
Я смотрел на него, как смертельно раненное животное глядит на охотника, вонзающего нож в его сердце.
Я отрицательно покачал головой, ощутив при этом острый приступ черной меланхолии, которую называют загадкой русской души. Наверное, то было действие ауры, распространяемой многочисленными русскими музыкантами. Впрочем, у моей меланхолии имелись и другие, более веские причины.
– Значит, вы друг Дмитрия? – не оставлял меня в покое несносный тип под зонтиком. Он буквально излучал дружелюбие и приветливость. – Отличный парень Дмитрий, правда?
Я окинул разговорчивого юнца взглядом, прикидывая, как лучше сбить его с ног – ударом под дых или в челюсть.
Но стоило мне подняться на ноги, как мысль о том, что я навсегда потерял Изабель, шарахнула меня, словно огромный каменный шар, которым сносят дома. Покачнувшись, я махнул рукой:
– Нет-нет, я не друг Дмитрия. Я не был на свадьбе, и вообще, оказался здесь случайно, – пробормотал я и поплелся прочь.
Дождь прекратился. Я брел куда глаза глядят.
29
Порой ощущаешь, что красота лишь усугубляет твою печаль. Даже если находишься на одной из прекраснейших площадей мира.
Не знаю, относится ли площадь Вогезов к числу таковых, ибо в мире слишком много площадей и пока у меня не было возможности посетить их все. Но могу с уверенностью сказать, что это одна из прекраснейших площадей в Париже и что я просидел на ней два часа.
Я брел по кварталу Маре, как лунатик, и наконец оказался в оазисе тишины. Красота, окружавшая меня, не развеивала мою грусть, но делала ее еще пронзительнее.
Я долго сидел на скамейке, чувствуя себя дряхлым стариком, которому некуда больше спешить. Все, что ему осталось, – вспоминать прожитую жизнь со всеми ее тревогами и разочарованиями. Игра, которую я вел, закончилась поражением. Отныне я больше не игрок, а наблюдатель.
Я больше не ждал звонков. Мой мобильник, словно почувствовав это, не подавал признаков жизни. Судя по всему, он был сломан.
Не далее как вчера я, исполненный самого радужного оптимизма, отправился выпить чашку кофе. Невозможно поверить, что с тех пор прошло не сто лет, а всего лишь двадцать четыре часа. В течение суток я гонялся за несбыточной мечтой, надеясь, что она станет явью.
Но мечта ускользнула от меня навсегда. И теперь я сижу на скамье, смотрю на прекрасные здания, окружающие площадь, и задаюсь вопросом: что это было? Наваждение? Любовная история, разыгравшаяся лишь в моей фантазии? История, участники которой не обменялись ни единым словом, не говоря уж о поцелуях! И все же в моей жизни не было ничего прекраснее этой несостоявшейся любви.
Сумею ли я когда-нибудь забыть Изабель? Смогу ли найти женщину, которую полюблю с той же силой?
Мой неуловимый ангел, подобно Снегурочке, прыгнувшей в костер ради своего возлюбленного, растаял в воздухе. Исчез, помахав на прощание рукой в кружевной перчатке. И даже этот прощальный жест предназначался не мне.
Угнетенное состояние духа делало меня нечувствительным к архитектурной гармонии, но, как ни странно, не могло приглушить чувство голода.
Желудок мой сердито заурчал, давая понять, что невозможно сидеть здесь в прострации до скончания веков. Я нехотя поднялся и взглянул в лицо действительности.
Она состояла в том, что я не ел с утра.
А в магазине меня ждала Жюли.
30
– Дай-ка мне посмотреть! – потребовала Жюли.
Я протянул ей мобильник. В магазин я пришел пять минут назад, и пока у меня не было ни времени, ни сил рассказать Жюли о случившемся. Слова наверняка застряли бы у меня в горле. К счастью, в подробностях не было необходимости. Едва взглянув на меня, Жюли поняла, что произошла катастрофа.
– Боже мой! – воскликнула она.
– Все кончено, – махнув рукой, проронил я. – Прости, что так сильно задержался. Я пережил пару поистине ужасных часов.
Однако мне удалось перекусить, и это подкрепило мои силы. По крайней мере, у меня перестали трястись поджилки.
Жюли заключила меня в объятия.
– Мне так жаль, Антуан, – вздохнула она. – Я пыталась до тебя дозвониться, но твой телефон не отвечал.
– Я его уронил, и он сдох.
Жюли взяла у меня мобильник, отодвинула крошечную панель и вынула сим-карту. Подула в отверстие, вставила симку и подождала пару секунд.
– Ну вот! – удовлетворенно произнесла она. – Работает. Введи пин-код, и можешь снова предаваться своему любимому занятию, то есть болтовне.
– Ох, Жюли, без тебя я бы совсем пропал!
– Знаю, – усмехнулась она.
Я принялся вводить пин-код. Тут колокольчик над дверью возвестил о приходе покупателя, и Жюли, сияя улыбкой, поспешила ему навстречу.
– Добрый день, мсье. Если вам нужна помощь, обращайтесь ко мне.
– Спасибо, – кивнул вошедший. – Если не возражаете, я посмотрю книги сам.
Он принялся листать альбомы по живописи, а Жюли, одарив его еще одной лучезарной улыбкой, подошла ко мне.
– Ох, Антуан, совсем из головы вылетело! Пока тебя не было, приходила покупательница. Хотела получить заказанную книгу. Сказала, ты оставил ей сообщение на автоответчике. Но я не смогла найти ее заказ.
– Что? – выдавил я и схватил Жюли за плечи.
– Антуан, что с тобой? Ты побледнел как смерть!
– Жюли, – хрипло прошептал я. Сердце, бьющееся прямо в глотке, мешало говорить. – Как выглядела эта покупательница? Она блондинка? А книга, которую она хотела получить, называлась «Свидание в кафе „Флор“»? У нее с собой случайно не было красного зонтика?
Я сжал плечи Жюли так крепко, что она поморщилась. Потом вдруг побледнела, как видно догадавшись…
– Антуан, откуда мне было знать… – с запинкой пробормотала она. – Ты ни словом не обмолвился о книге… и о красном зонтике тоже… Я даже не знала, что твоя девушка блондинка.
– Хорошо. Хорошо. Хорошо. – Сам не сознавая, что делаю, я встряхивал Жюли, как тряпичную куклу. – Когда это было?
– За несколько минут до твоего прихода.