Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Что-то подобное происходит и с приемами, применяемыми в любви.
– Очень сильный мужчина, – авторитетно сказал горбун, проводя тростью по животу Армана Ги, чтобы вызвать показательное сокращение мышц. Бывший комтур был весьма крупен и мясист, но мускулатура его не отличалась рельефностью.
– А-а, – неопределенно поморщился грек, собираясь уходить к другому столбу.
– Постойте, господин, вы напрасно спешите, – затараторил продавец, – он ведь еще нестарый. Грамоту знает.
– Я сам грамоту знаю. Мне нужен раб, а не мудрец.
– Он еще нестарый, он выдержит у вас на галере еще не один год. Может, полтора года. И цена-то, цена!
– Цену я видел.
Стоимость каждого раба была нацарапана куском мела на доске, прибитой к столбу.
Грек наклонился и своей палкой постучал по икрам Армана Ги.
– Посмотри! – сказал он продавцу.
– Да, ноги.
– Посмотри, какие у него вены!
– Зато у него все зубы, это редко бывает у франков.
– Зачем мне его зубы? Все, что нужно съесть, я съем сам, мне нужен человек, который мог бы ходить с караваном. Носильщик мне нужен, а не живая развалина.
И усач удалился.
Бывший комтур был слеп от бессильного гнева. Его, посланца короля Франции и дворянина, ощупывали и рассматривали, как какого-нибудь мула! Да даже и к мулу хороший конюх проявляет больше уважения.
На этом греке история с продажей, конечно, не закончилась. Еще десять или двенадцать человек подходили к нему вместе с говорливым горбуном. Лупили палкой по животу и по икрам. Заставляли приседать, лезли в рот. Арман Ги изо всех сил старался сохранить хотя бы остатки достоинства, напускал на лицо надменное выражение, принимал позы понезависимее. Но как уже соблазненной женщине трудно выглядеть неприступной, так же голому человеку, выставленному на продажу, трудно казаться рыцарем.
Сказать честно, лет сто двадцать назад подобное было бы невозможным. Тамплиер, которому предназначено было бы стоять у столба на невольничьем рынке, нашел бы способ умереть. Даже со связанными руками. По крайней мере, так думал сам Арман Ги и дополнительно мучился от того, что сам на гордую смерть не способен. Он люто мечтал о мести. Ведь его оскорбитель был известен – маркиз де Верни. Но как до него добраться, как?!
Солнце прошло зенит. Стало жарко стоять на солнцепеке несмотря на декабрьский ветер. Торжище подходило к своему концу. Так никому и не приглянулся белокожий, крупный мужчина с курчавой черной бородой и раздутыми венами на ногах.
Кажется, унижению не дано было завершиться последней, самой сильной оплеухой – продажей. Все-таки, успокаивал себя бывший комтур, быть рабом Ордена – меньшее несчастье, чем принадлежать усатому заносчивому греку.
Зря он так подумал, ибо грек этот, всуе помянутый, тут же оказался перед ним, вместе со своими мясистыми усами.
– Ну ладно, – сказал он, и сердце рыцаря упало.
Горбун радостно засуетился.
– Пятнадцать франков, – объявил грек.
И тут заныл горбун, ибо на табличке над головой Армана Ги значилось, что франков он стоит всех двадцати пяти. Пришлось вынести рыцарю Храма Соломонова и несусветную тошнотворность торга на невольничьем восточном базаре. Торг этот занял не менее часа. Стороны после серии воплей, вознесения двадцати призывов к Господу и сорока проклятий неуступчивости партнера продвигались друг к другу на каких-нибудь четверть су. Когда наконец ударили по рукам и деньги перешли из одного кошеля в другой, Арман Ги, набравшись неожиданной смелости, заявил купцу:
– Купите еще и вот этого парня, – он мотнул головой в сторону Лако, – это мой слуга.
Усач потерял дар своей исковерканной речи. На его практике впервые невольник смел вмешиваться в разговор господ. Горбун-продавец сориентировался первым. Он закричал на Армана Ги, уже не принадлежащего ему.
– Забудь об этом. Теперь ты сам слуга!
Но грек уже очухался. Чем-то ему такой поворот даже понравился.
– А что? – усмехнулся он. – Я первый буду иметь раба, у которого будет слуга.
Продавец мгновенно понял свою пользу и бурно поддержал остроумную мысль клиента. Взоры повернулись в сторону уродца Лако. Конечно, ликом он краше не стал за время морского путешествия, но все остальное… Грек с интересом оглядел квадратную мускулистую фигуру, поднял глаза на дощечку с ценой, и увидев, что там написано всего шесть франков, крикнул:
– Беру!
Отсчитывая деньги растерянному горбуну, он поинтересовался:
– Откуда взялся этот парень? Вы только что его сюда привели? Я с самого утра здесь на набережной и не видел его.
Горбун ничего не мог ему ответить.
Кстати, с вопроса на эту тему и начался разговор между господином, рабом и его слугой в трюме греческого корабля, направлявшегося бог весть в какие края.
– Почему, Лако, тебя так никто и не купил до самого конца торгов?
Слуга ответил лаконично и немного загадочно:
– Я умею так стоять, что меня никто не купит.
Впрочем, у Армана Ги голова была больше занята размышлениями о своем будущем, поэтому он пропустил мимо ушей эту не вполне ясную фразу, сочтя ее просто косноязычной. Может быть, так оно и было.
Кроме размышлений о будущем, которые, как показывает тысячелетняя практика, особого смысла не имеют, глодало душу и то, что он не может понять смысла действий маркиза де Верни.
Почему он не убил неожиданного визитера, если счел опасным для себя? Почему не убил, если он является тайным сподвижником и поклонником Жака де Молэ? Может быть, он пронюхал об истинных намерениях королевского посланца? Но как он мог догадаться, что бывший комтур Байе – королевский посланец? Не Филипп же уведомил его об этом.
Какая-то тайна скрывается за странностями в поведении кипрского командора. Но какая? Тайна тамплиерского золота? Нет, Арман Ги энергично помогал головой. Чушь! Жак де Молэ никогда бы не доверил свою казну человеку, которого некогда сажал в подземелье.
Нет, тайну, именно тайну скрывал маркиз, избавляясь от присутствия бывшего комтура. Но все-таки почему он не убил?! Могила, как известно, – лучшее хранилище для тайн.
На этот вопрос ответа не было.
Господин попробовал поделиться своими интеллектуальными мучениями со своим рабом, но тот стал зевать уже на третьем повороте мыслительного сюжета.
– Ладно, спи! – усмехнулся рыцарь.
Глава десятая. Авиньон
Короток день и ночь длинна,Воздух час от часу темней;Будь же, мысль моя, зелена,И плодами отяжелей.Прозрачны дубы, в ветвях ни листа,Холод и снег, не огласится долПением соловья, сойки, клеста.
Но надежда мне все ж видна,В дальней и злой любви моей;Вставать одному с ложа снаГорько тому, кто верен ей.Радость должна быть в любви разлита,Друг она тем, кто тоску поборол,И тех бежит, в чьих сердцах темнота.
Пейре ОвернскийНа папском престоле за несколько веков его существования перебывало много всяких людей. Были папы, философы и папы-кретины; папы-сластолюбцы и папы-святые; папы-лгуны и папы-воплощения благородства; папы-консерваторы и, соответственно, реформаторы; папы-итальянцы и папы – не итальянцы; папы – молодые люди и папы-старики, папы здоровые и папы больные. Наконец, были папы римские и папы авиньонские. Одним из которых являлся Папа Климент V.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
