Но ты всех их красивее,В этот вечер январский,Ты за смелость прости меня,Из какой ты сказки?Ты за смелость прости меня,Из какой ты сказки.И Платон вспомнил, что раньше часто песни Жана Татляна были прелюдией любви для многочисленных поклонников и поклонниц певца.
Под его песни не только влюблялись и любили, но и делали детей. В честь него даже называли некоторых из них.
А сейчас, после каждой песни женщины преподносили ему цветы, сразу получая поцелуй и автограф.
Первое отделение завершилось тремя русскими народными песнями «Метелица», «Печали» и «Очи чёрные».
Жан Арутюнович и их исполнил с каким-то необыкновенным шиком и шармом.
Платон никогда ранее тоже не испытывал тягу к ним. Но в исполнении кумира это были уже настоящие шедевры.
А второе отделение вообще началось известным вальсом, а теперь, безусловно, и шлягером, «Дунайские волны».
Платон наслушался его ещё дома на компьютере, и с чувством некоторого превосходства наблюдал, как теперь зал бурно воспринял и её.
А после песен «Моя тройка» и «Ты остановила время», Жан Арутюнович исполнил пару песен и на своём родном языке.
Во время исполнения песен «Арарат» и «Карабах, ты мой арцах» по его просьбе в зале как раз и зажглось множество фонариков-брелоков, символизирующих свечи.
А после песен «Чужая милая» и «Старый двор» Жан Арутюнович исполнил на пару с самим собой, молодым, «Гитарово».
На экране все увидели единственную чудом сохранившуюся запись с того самого «Голубого огонька» под новый, 1965 год.
В зале то слышалась запись выступления молоденького Жана, то она выключалась, и он сам, сегодняшний, продолжал эту песню, прокомментировав:
– «Я как будто пою со своим внуком!».
Многие песни Жан Арутюнович исполнял под свою любимую гитару.
В зале кое-где мелькали вспышки запрещённых фотоаппаратов.
Лишь после песен «Море зовёт» и «Судьба» Платон вспомнил про свой диктофон. Он быстро активизировал его, и все остальные песни были им записаны. А это были «Капель», «Лунный дождь» на французском языке, «Ночной дилижанс», «Колокола», «Осенний свет». А заключительной его песней была «Русский блюз», последним повторяющимся припевом завершавшая концерт.
Долгими и продолжительными аплодисментами, переходящими в бурные овации, проводил зал своего кумира. Некоторые счастливцы сразу рванули на сцену за автографами, в то время как опоздавшие бедняги безуспешно пытались справиться с тяжёлым занавесом.
С такой любовью народ проводил своего не лауреата конкурсов, не заслуженного и не народного артиста СССР или России.
Платон верный своему плану, подсказанному билетёршей, занял выжидательное место у служебного входа. Вскоре он решил спрятаться от лишних глаз и вошёл вовнутрь. Там он переговорил с охраной и понял, что надо просто набраться терпения. А ждать пришлось почти полтора часа.
Как в былые времена молодости кумира! – подумал Платон.
Пока он ждал – невольно дочитал программку. На последних её страницах говорилось о роли армян в истории Москвы и Санкт-Петербурга.
И действительно! Армяне внесли непропорционально большой вклад в развитие, как общей советской культуры, так и непосредственно российской.
Особенно это касалось области музыки и, связанной с ней одним озарением, области точных наук.
У Платона даже слово армяне ассоциировалось с чем-то красным, красивым, лучезарным и музыкальным, доверительно тёплым.
Так получилось, что с детских лет Платон уважал и даже любил армян за их доброту, порядочность, трудолюбие и таланты.
Во многом это было обусловлено проживанием в отчем доме Платона армянской семьи Геворкян, с младшей из которых, черноглазой красавицей Алочкой он дружил ещё в далёком детстве.
