Поднялась суматоха, Маргериту схватили и поволокли прочь.
— Он умер, умер… — шептала Наташа, прижимаясь к безжизненному телу Оболенского. — Нет… нет! — Она зарыдала.
А в голове вертелось: «Это я виновата… И ведь я даже не сказала ему… что люблю… что люблю его… Это я виновата… я…»
Ее оторвали от тела и приподняли. Рядом суетился Сангушко, который был чуть ли не героем. Отец гладил ее по лицу:
— Ну же, ну же… успокойся.
Она что-то бормотала и ничего не могла уже понять.
— Лекаря! Лекаря для князя! — крикнул Нарышкин.
И тут же понеслись за лекарем. Князя подняли и вынесли из зала в ближайшую комнату, уложили на кровать…
— Он умер… умер… — шептала Наташа. — Это я виновата. Проклятие…
— Ты ни в чем не виновата. Слышишь? Успокойся! Наташа! — Василий Федорович не мог сдержаться. Непонятные слова дочери были для него ясны, как день.
— Наташа, дочка…
Но она ничего не слышала. Она потеряла сознание.
— Ну и хорошо, и к счастью, — шептал Василий Федорович.
Он поднял Наташу на руки и понес в ее комнату.
— Как лекарь князю поможет, пусть тотчас идет к моей дочери! — крикнул он слугам.
Гости испуганно перешептываясь, быстро разъезжались. Семен Петрович в ужасе стоял радом с комнатой, где лежал князь, и не мог понять происходящего.
Маргерита, скрученная двумя дюжими молодцами из дворни, лежала на полу и, казалось, была в беспамятстве. Женщину надо было поместить в тюрьму.
— Убил бы ее своими руками, — пробормотал Семен Петрович. — Стерва…
И нарочно отвернулся от нее, чтобы ненароком не выполнить своего желания.
Наташа тем временем все не приходила в себя. «Что там внизу? Как дядя? Как Оболенский? — Василий Федорович, сидя у Наташиной постели, готов был разорваться. — Да лекаря сюда нужно!»
— Эй, кто там! — крикнул Нарышкин.
В дверь нырнула Марфушка.
— Помоги… Помоги… — Он никак не мог сообразить, что сказать горничной.
— Сними это платье, переодень ее! — резко крикнул он. — Я сейчас за лекарем и тотчас вернусь!
— О-ой! — запричитала Марфушка. — Бедненькая моя! Ягодка! Боярышня! Горе-то какое! А как же там князюшка?
— Да замолчи ты! — резко оборвал ее Василий Федорович. — Делай, что велено.
Он стремительно выбежал из комнаты, не в состоянии слушать Марфушкиных причитаний.
— О-ой, рыбонька моя, — рыдала меж тем Марфушка. — Да что они сотворили, ироды… Голубица моя кроткая!
Причитая, она начала снимать туфли, делала она это медленно, то и дело утирая рукавом лицо и рыдая.
— Брось, дура, — тихо сказал ей кто-то.
Она обернулась. В дверях стоял граф Сангушко.
— Одень ей башмаки, — приказал он.
— А чегой-то… — пробормотала Марфа.
Тадеуш размахнулся и со всего маху ударил Марфушку по лицу. Та упала на пол и жалобно заскулила, не решаясь, однако, поднять вой на весь дом.
— Молчи, не то прибью до смерти, — потребовал Сангушко.
Он быстро подошел к кровати, поднял девушку, благо та еще так и не пришла в себя, и так же быстро и бесшумно вынес ее из комнаты.
10
…Наташа вспомнила, что его убили. Кровь хлынула из груди. Она упала на колени и прижалась к нему:
— Я люблю тебя! Люблю тебя! — Но ни одного слова не вылетело с ее губ.
Как она ни пыталась сказать это — ничего не получалось. Он лежал мертвый, бездыханный… А она рыдала и рыдала…
— Ах!..
Карету подбросило на ухабе, но лошади понесли ее дальше. Наташа ударилась обо что-то головой, но, впрочем, не сильно, и очнулась. Она куда-то ехала, но никак не могла вспомнить, куда и зачем.
Девушка сделала попытку приподняться и тут взгляд ее упал на платье — оно было все в крови. То самое платье! Она затряслась.
— Что это? Что это? — бормотала она и, дрожа, попыталась руками стереть кровь с платья.
Конечно, это ей не удалось. Тут она почувствовала, что рядом с ней кто-то есть. Она обернулась и увидела…
— Кто вы? Что вам надо? — испуганно спросила Наташа.
— Я Тадеуш Сангушко. Граф Сангушко. Быть не может, чтобы вы меня забыли, ясновельможная панна.
— Что вы тут делаете? Куда мы едем? Зачем?
— О-о… — Тот явно затруднялся с ответом. — Я везу вас в свой дом.
— Да вы что?.. — только и нашла она, что сказать.
— Ваш жених мертв, — вдруг страстно начал Тадеуш. Он взял Наташу за плечи и крепко сжал их руками. — Вы теперь едете ко мне, потому что я люблю вас. Я один смогу защитить вас от этой сумасшедшей, которая убила Оболенского. Вы станете моей… Моей женой!
— Нет, нет… Не может быть… Он не умер. — Наташа глотала слезы. — Нет, нет…
— Умер, взгляните правде в глаза! — продолжал Тадеуш. — Но это все равно. Вы будете счастливы со мной и забудете о нем!
— Нет! Нет! — Она зарыдала и забилась в истерике. — Нет! Не хочу!
— Да перестаньте! — Тадеуш встряхнул ее. — Ну же!
Карету снова тряхнуло, и Наташа в этот момент опять ударилась.
— А-ах… — простонала она и вновь потеряла сознание.
— Ну оно и к лучшему, — пробормотал Тадеуш.
Он вез ее вон из города. Там у него был нанят дом, стоявший уединенно, с большим садом. Их там никто не найдет.
— Да что ж такое! Что ж такое! Князь Федор… Ну и напугал…
Оболенский терпеливо сносил заботы лекаря, перевязывавшего его. Удар пришелся ему не в грудь, а в плечо. Боль была столь сильной, что в первую минуту он потерял сознание, потому Наташа и сочла его убитым. Но теперь Оболенский, сильный и привычный ко всякому мужчина, чувствовал себя бодрым и готовым ринуться на поиски невесты. Более того, он жестоко корил себя за проявленную слабость. Не упади он тогда от удара Маргериты, сейчас бы не пришлось искать Наташу…
— При такой ране вам, сударь, повезло, что вы живы, — заметил лекарь.
— Столько крови хлынуло, что я уж было решил, что не жилец вы боле… Да и упали замертво. — Василий Федорович расхаживал по комнате, не находя себе места.
— Но что Наташа? — спросил князь Федор. — Куда она делась?
— Терпение, сударь, терпение, — бормотал лекарь, удерживая Оболенского подле себя. — Вы вовсе не так сильны, чтобы вскакивать и бежать тотчас.
— Верно, Федор Иванович, сдержитесь, — заметил Нарышкин. — Не хватало, чтоб вы себя все же в гроб вогнали, дорогой мой… Семен Петрович все нам расскажет, как только расспросит прислугу.
