Рейн пожала плечиками:
— Странно, но я больше на них совсем не сержусь.
— Тогда ты просто святая!
Она прижала ладони к щекам.
— Ах, Арман, Арман, если бы ты только знал, как я далека от святости, ты меня не стал бы больше любить.
— Ты себя недооцениваешь, моя сладость.
— Вовсе нет, — вздохнула она горестно, — я слишком хорошо себя знаю. Я слабая. Я…
— Нет, нет, ты сильная! — перебил ой. — Я даже не знал, насколько ты сильная, до сегодняшнего вечера.
Она повернулась к нему, глаза ее были полны слез.
— Ты не представляешь, что со мной произошло, когда я узнала про эти письма. Я так всегда всем доверяла, и каково мне было обнаружить, что меня так подло обманули, предали…
Арман молчал, размышляя об очередной странности жизни: бывает, что нельзя доверять даже близким людям, а не только таким негодяям, как этот Клиффорд Калвер.
Рейн, как будто прочитав его мысли, спросила:
— Тебе не нравится Клиффорд? Ты все еще против него, да?
Арман отвернулся и некоторое время молча курил.
— Ну, трудно от меня ожидать, чтобы я хорошо к нему относился, — наконец ответил он. — Назови это банальной ревностью, если хочешь, — недостойное чувство, конечно, — или, скажем, интуитивным подозрением…
— Ну что за подозрение? Он же писал. Он действительно меня любит. И всегда любил.
Арман ничего не ответил. Она снова угадала ход его мыслей:
— Арман, поверь, эта девушка, Лилиас, ничего для него не значит. Он никогда не был с ней близок. Просто гостил у ее отца в Норвегии. Конечно, он был с ней любезен — а почему бы и нет, она очень хорошенькая. Но я — единственная любовь в жизни Клиффорда.
Арман бросил окурок в сад. Ему показалось, что звезды насмешливо перемигиваются в небе и то, что говорит ему Рейн, — тоже какая-то злая насмешка. Он знал то, о чем она даже не подозревала. Так просто было бы рассказать ей про Клиффорда и Лилиас Фицбурн и про свой подбитый глаз, который все еще побаливал. Но он ничего не сказал. Он ничего ей не расскажет, пока окончательно не убедится, что Клиффорд Калвер стал ей совершенно безразличен.
— Арман, — продолжала Рейн, — я не виню тебя за сомнения. В этом мире вообще трудно быть в чем-нибудь уверенным. После того, как со мной поступили мои самые близкие люди, мне тоже невероятно трудно верить. Но я должна дать Клиффу шанс. Он клялся мне всем святым…
— …что не раздумал на тебе жениться? — закончил за нее Арман.
— Да, — тихо ответила она, — он даже предлагал мне поехать с ним в Лондон. Сегодня вечером.
— Бог мой! Даже зная, что вы не можете пожениться до твоего совершеннолетия?
— Он думает, что, если я уеду с ним, бабушка и мать скорее дадут добро на наш брак, чем согласятся опорочить меня в глазах общества.
Молодой француз резко обернулся:
— Но ведь это с его стороны очень непорядочно — получить твои руку и сердце, рискуя твоей репутацией.
Рейн опустила голову. Она так устала, что ей трудно было думать. Но она вспомнила, как, сидя в машине с Клиффордом, на минуту поддалась былой страсти, чувствуя его горячие поцелуи на щеках, шее, губах и слушая его дерзости. «Я не могу тебя отпустить. Едем со мной в Англию, немедленно, сердце мое», — убеждал он ее. Почему она не поехала? Почему прогнала его и вернулась в Канделлу? Разум возобладал над эмоциями и спас ее, иначе желание быть с Клиффом поглотило бы ее целиком. Потому что Рейн Оливент, пусть импульсивная и страстная, не могла до конца стать рабой своих чувств. Клиффорд не учел ее глубокого сдерживающего начала, этого чувства уравновешенности, которое делало Рейн особенной и желанной для него. Поэтому он и уехал в Канны один, очень разочарованный. «Ты не выйдешь за этого французика. Он тебе не пара. Скоро тебе это станет ясно, и ты вернешься ко мне. А я буду ждать тебя в Лондоне, моя прелесть», — сказал он ей на прощание.
Но Рейн вернулась в Канделлу, к Арману, с твердым намерением отпраздновать их помолвку; в глубине души она знала, что поступает правильно. Она чувствовала, что Арман стал ей необходим, незаменим, несмотря на ее любовь к Клиффорду. Она не понимала сама себя. Она словно разрывалась надвое. И вот, в таком смятении и недоумении, Рейн стояла сейчас перед Арманом, и слезы текли по ее щекам. Но он, который любил ее, все понял, и, когда она прошептала: «Дай мне кольцо, Арман… Надень мне его на палец», — покачал головой. Нежно, как любящий брат, обнял девушку и осторожно поцеловал в обе щеки.
— Нет, только не сегодня. Ты слишком расстроена и не в состоянии сделать выбор. Между нами не будет такой торопливой случайной помолвки. Это было бы обидно;
— Не знаю, — всхлипнула она, прижимаясь мокрым лицом к его плечу. — Только не оставляй меня, Арман. Я совершенно запуталась — а с тобой так надежно и спокойно.
— Бедная моя, — прошептал он, погладил ее по голове и поцеловал.
— Ты такой добрый. Мне так не хочется, чтобы ты страдал, — рыдала она.
— Не думай обо мне. Если ты будешь счастлива с другим и он готов на тебе жениться — ты должна быть с ним. В конце концов, ты можешь пока жить в Лондоне с матерью и продолжать встречаться с ним — теперь уже миссис Оливент не станет этому препятствовать. А там наступит твой день рождения, ты станешь совершеннолетней и сама решишь, кто будет твоим мужем: я или он.
Рейн вздрогнула, как от удара, подняла на него глаза — они покраснели, губы ее дрожали. От такого благородства ей стало невыносимо стыдно. Непостижимым для себя образом она ясно увидела, насколько Арман лучше и во всех отношениях достойнее Клиффорда Калвера. У Клиффа есть свои слабости и недостатки, в то время как Арман — самый прекрасный, самый чистый человек из всех, кто встречался ей. Однако… ей все же казалось, что она любит Клиффорда. Как обидно, как непонятно, что человека может тянуть, словно магнитом, в совершенно ненужную для него сторону. Как опасны и безжалостны силы, управляющие любовью и страстями!
Наконец она смогла говорить:
— Ты был ко мне бесконечно добр, благодарю тебя за это от всего сердца.
— Я хочу только одного — служить тебе, Рейн. Поверь и постарайся стать счастливой. Забудь о нашей помолвке. Давай снова будем хорошими друзьями, пока ты не определишься окончательно и не поймешь, чего же ты хочешь и кто тебе нужен.
— Но это-то и есть самое трудное.
— А вот для меня это легко, — ответил он с улыбкой и нежным, печальным взглядом окинул ее фигурку в таком неуместном сейчас белом платье с приколотой к поясу розой — одной из тех, что он прислал ей в подарок по случаю их помолвки. Ему больно было на нее смотреть. Он добавил: — В любом случае, теперь ни о каком празднике не может быть и речи, пока твоя бабушка не поправится.
Рейн кивнула, прижимая платок к губам. Он обнял ее одной рукой за плечи и нежно повлек к двери.
