К трем часам все помещения, в которых им довелось побывать за это время, блестели. Гвендолин торжественно вручила Феликсу пакет с его туалетными принадлежностями.
— Кажется, все! Никому и в голову не придет, что кто-то провел здесь все праздничные дни. — Три вертикальные морщинки прорезали ее гладкий лоб. — Вот только поломанные автоматы… Но это уж объяснять предоставляю тебе. Ты был последним, кто в пятницу покидал банк.
— Благодарю, — сказал Феликс, удобно располагаясь в кресле. — Что ты намерена делать дальше?
— Ну, что… — она кашлянула и продолжила: — Я намереваюсь надеть шубу и сапоги, по подземному туннелю добраться до центра, поймать такси и на нем доехать до дома.
— А как же я?
— Ты? — Гвендолин нахмурилась и провела пальцем по полированной поверхности стола. — Ты поедешь в аэропорт, и будешь ждать самолета на Ямайку.
Феликс одарил ее лучезарной улыбкой.
— А раскаиваться не будешь? — спросил он проникновенно.
Гвендолин мгновенно рассвирепела.
— Ты для меня больше не существуешь! — бросила она. — Знать тебя не желаю!
— Браво! — Феликс зааплодировал. — И все же ты лжешь… — Он заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. — И я могу легко доказать, что ты лжешь, потому что знаю тебя лучше, чем…
— Опять психоанализ! Ладно, если ты так хорошо знаешь меня, догадайся, что я сейчас сделаю!
Она повернулась и решительно вышла из кабинета.
— Никуда ты не уйдешь! — крикнул он вдогонку. — Хватит блефовать!
— Так, значит, я блефую, да? — бормотала Гвендолин, натягивая сапоги и надевая шубу. — Какая наглость! Он знает меня лучше, чем я сама! Ха-ха!
Она с размаху нахлобучила шапку и с громким топотом двинулась по коридору.
Феликс настиг ее у самого лифта и схватил за руку.
— Эй, подожди! Что ты, черт возьми, делаешь? Куда собралась?
Гвендолин резко выдернула руку и поправила сумочку, висящую на плече.
— А ты разве не в курсе? — с издевательским изумлением в голосе спросила она. — Я думала, ты все обо мне знаешь.
Она нажала на кнопку. Двери открылись, и Гвендолин шагнула внутрь кабины.
— Как же так, психоаналитик? Так оплошать!
Гвендолин помахала рукой, и двери сдвинулись, скрывая от ее глаз обескураженное лицо Феликса Миллингтона, второго вице-президента банка.
Он задумчиво потер щеку.
— Черт бы тебя побрал, Миллингтон, со всем твоим умением разбираться в людях! Она, оказывается, не блефовала. Вот тебе, и на!
Вдруг лицо у него прояснилось.
— Впрочем, что это я расстраиваюсь. Ведь теперь мой ход, и уж кто-кто, а я сумею, — он прищелкнул пальцами, — воспользоваться своим преимуществом!
9
Расчистка двора от снега при всей своей бессмысленности наполняла Гвендолин странным ощущением счастья. Отбросив в сторону очередную порцию снега, она поправила себя: не счастья, а душевного спокойствия.
Славное занятие — врезаться в снежные пласты, шаг за шагом очищать пространство перед собой и ничего, кроме снега, не видеть, при этом чувствовать, как ноют все мускулы, а тело поет.
Гвендолин остановилась и чихнула. Как там у меня нос? — подумала она и сразу же вспомнила о Феликсе Миллингтоне. Семьдесят два часа назад этот финансист и его нос вихрем ворвались в ее спокойную, ясную, чистую жизнь. Именно чистую!
Молодая женщина яростно отбросила в сторону еще одну лопату снега и остановилась, чтобы оценить результаты своих усилий.
— Кретинизм! — изрекла она с отвращением и, вместо того чтобы продолжить работу, плашмя упала в сугроб.
Удивительно! Она, такая разборчивая, и так быстро решилась на интимную связь с еле-еле знакомым мужчиной. Ох, ах — и все! И до свидания!
Может быть, все дело в возрасте?.. Гвендолин где-то читала, что женщины достигают зрелости к тридцати годам, а ей в середине августа стукнет тридцать один. Возможно, разыгрались гормоны и выкинули такую шутку?..
Она поворочалась, поудобнее устраиваясь в холодном, мягком, чистом снеге. Чистом, как вся ее предыдущая жизнь, как все ее помыслы.
И вот теперь все пошло наперекосяк, и ее уважение к себе поколебалось. Это было больно, едва ли не больнее, чем расставаться с человеком, которому она на миг доверилась больше, чем кому бы то ни было в этом мире…
В отношениях с Ричардом уважение к себе взяло верх над принципами. В отношениях с Феликсом верх, наоборот, взяли принципы. Верх над чем? Над любовью? Но она всегда считала, что это чувство вызревает медленно, исподволь.
Но как тогда объяснить огонь, загоравшийся в ней, стоило Феликсу всего лишь посмотреть в ее сторону? И как объяснить смелость, с которой она отдалась ему?
Память о его ласках и теперь горячила ее, несмотря на холод и снег.
Молодая женщина провела языком по губам и вспомнила соленый привкус пота на коже своего новогоднего возлюбленного. Ее бросило в жар.
— Потрясающе! — пробормотала Гвендолин. — Даже отсутствуя, ты не даешь мне покоя.
Что же ей теперь делать? Замерзнуть здесь?
— Прекрасный заголовок для газеты: «Владелица фирмы, поставившая своей целью приносить людям радость, найдена замерзшей во дворе собственного дома!»…
Ее мысли вслух прервал автомобильный гудок. Гвендолин села в сугробе и всмотрелась в темно-синий «ниссан», медленно ползущий по дорожке к ее гаражу.
Машины она не узнала, а вот водителя — с первого взгляда.
— Феликс Миллингтон, какого черта ты здесь делаешь?
Он вышел из «ниссана», подошел к ней и, без особых церемоний поставив на ноги, отряхнул от снега ее лисью шубу.
— Я?.. Я намерен провести здесь остаток своего отпуска.
— Остаток отпуска?! — Гвендолин так взвизгнула, что сама испугалась и зажала рот. — Что ты хочешь этим сказать?.. И почему именно здесь? — сдавленно спросила она.
Феликс, снисходительно улыбнувшись, повернулся к дому.
— Итак, вот он — замок прекрасной девы Снайдерсон! Ну что ж, я был прав. Довоенной постройки, из красного кирпича и с террасой. Добротно спланированный, в компании таких же хорошо сохранившихся домов. Солидность, основательность и уют — очень хорошо!
Произнеся это с отрешенно-задумчивым видом, он направился прямиком к крыльцу. Гвендолин поспешила за ним. Под ногами обоих приятно поскрипывал снег.
— Ты покончил с банком и решил переключиться на торговлю недвижимостью? — не без ехидства поинтересовалась она.
Феликс Миллингтон всей грудью вдохнул воздух.
— О, этот аромат морозного дня. Как я люблю его свежесть, смешанную с запахом дымка! — Он постучал костяшками пальцев по темной деревянной двери, украшенной рождественским венком из остролиста. — Оч-чень мило.
