Жители учтиво общались друг с другом, потому что это было обязательным условием Игр. Давалось им это дело с трудом. Вместо того чтобы попросту игнорировать друг друга, все натужно улыбались и неуклюже кланялись при встрече. Вот, к примеру, команда вурдалаков-эстафетчиков уступила дорогу скелетам-бегунам. Вампир-спринтер предложил близняшкам глоток воды из своей бутылки. Раньше они бы просто рассмеялись ему в лицо, а теперь поблагодарили, подождали, пока он убежит, и сплюнули воду в кусты.
Бегуны с яйцом в ложке не приставали к бегунам в мешках, хотя у них и чесались ноги поставить тем подножку. Зомби-тяжеловес положил на землю тренировочный камень и галантно помог Шельме. (Она упорно надевала высокие каблуки для бега в мешках и неизбежно вонзалась в землю.) Вертихвостка угостила прохожее привидение яблоком. Оно было побитое, но ведьма решила проявить щедрость. Некоторые даже понарошку желали удачи или говорили:
— Пусть победит сильнейший!
Помимо тренировок подготовка шла по всем фронтам. Наносились последние штрихи на полотнища флагов. Примерялись костюмы к параду. Спортсмены стирали и гладили шорты. Съемочная бригада чаровидения носилась по садам Фундюка, решая, куда поставить свое оборудование. Они случайно умудрились поджечь сарай короля, отчего Фундюк сильно расстроился.
Юный Рональд сидел в своей комнате и подло приклеивал яйцо к ложке. Несмотря на все усилия, бегать у него не получалось. Победить можно было только хитростью. Конечно, это низко. Ему следовало прочитать правила во вступительной части заявки. Хотя, даже прочитав их, он все равно поступил бы так же.
Король Фундюк сидел в своей сокровищнице тоже по уши в клею. Он пытался прилепить к красным ленточкам Сладкоежки золотые, серебряные и медные монетки, которые надеялся выдать за медали. Рано утром королева с принцессой сели в королевский экипаж и укатили, подняв облако пыли. Сладкоежка устроила бы гвалт по поводу ленточек, но сейчас король об этом не думал.
Скотт Мертвецки стоял перед зеркалом и репетировал свои комментарии.
— Итак!
Вот идет команда «Ведьмы»,
Думая лишь о победе.
В ярких костюмах, сильны и стройны,
Похлопаем громко в ладоши им мы,
Продлю я куплет на строку-полторы,
А вот бегут тролли, мощны и бодры,
Парад наш чудесен и ярок. Ура!..
Однако больше всего дел было у Пачкули.
День она начала с осмотра стадиона.
Чудесные сады Фундюка, как бы это сказать… не то чтобы были обезображены, скорее, преобразились. Там, где раньше возвышалась башенка, соорудили площадку для награждений. Между несколькими уцелевшими после вырубки деревьями были натянуты километры веревки с праздничными флажками. По краям поля расставили стулья для зрителей и болельщиков со всех окраин. Лужайка была исчеркана полосами белой краски. В одном углу возле таблички с надписью «Прыжки в высоту» установили два шатких столбика. Штангистам выделили часть поля с кучей крупных валунов. Вырванные с корнем кусты беспорядочно валялись за обугленным сараем короля, в котором ведьмы хранили свои костюмы.
Просидев три недели не разгибаясь над швейной машинкой, Шельма наконец представила на суд подруг свое творение. Костюмы тринадцати ведьм состояли из разноцветных плащей свободного покроя, отороченных сверкающей каймой, ибо Шельма была неравнодушна ко всему блестящему. К плащу прилагались пара шорт и колпак с кисточкой в цвет. Шельма нервничала и ожидала реакции подруг. А те не знали, что сказать.
Вдруг Шельма заприметила Пачкулю, которая носилась по саду, расставляя стулья. Она заставила подругу войти в сарай и примерить парадный костюм. К ужасу Пачкули, ее наряд был выполнен в белом цвете. Высокий заостренный колпак, совсем не как ее обычный, изношенный, мягкий и удобный, который она носила не снимая. Да еще эти нелепые шорты.
— Белый? — таращилась Пачкуля на костюм. — БЕЛЫЙ?
— Тебе не нравится? — расстроилась Шельма. — Я специально сделала его покрасивше, ведь ты возглавишь парад. Хотела, чтобы ты выглядела лучше всех. Думала, тебе понравится.
— Но белый. Это ведь не мой цвет. Нет чего-нибудь грязнючего?
— Грязнючего цвета не бывает.
— А какого же тогда цвета моя кофта?
— По-моему, отвратительного. Но если ты хочешь испортить парад и выставить нас на всеобщее посмешище, после того как я ночи напролет корпела над выкройками…
— Нет-нет. Успокойся. Возможно, я к нему привыкну. Как бы то ни было, мне нужно бежать по делам. Ведь ты вряд ли согласишься помочь мне с расстановкой стульев? Или составлением программы мероприятия? Или чего-либо еще?
— Не могу. Надо развесить костюмы, а затем еще потренироваться с мешком. Ты ведь хочешь, чтобы я победила?
— М-м-м-ня, — промямлила Пачкуля.
Это могло означать что угодно.
И она удалилась прочь, оставив валяться на полу неугодивший плащ, колпак и шорты.
Так и прошел этот день, полный беспокойной суеты до самого заката солнца и момента появления звезд на небосклоне. Только ночью все отправились домой, чтобы в последний раз поужинать здоровой пищей, сделать пару упражнений, упасть без сил в постель и уснуть мертвым сном. А назавтра предстояли Ойлимпийские игры. Участники подготовились на славу, и теперь предстояло узнать, во что это выльется. Оставалось лишь дождаться утра.
— Уф-уф! — выдохнула Пачкуля.
Она была дома: в хибаре номер 1 в районе Мусорной свалки. Лежала пластом, раскинув ноги на диване, с влажной повязкой на лбу.
— Ну и денек! Довольно с меня тренировок.
— Нушно тренирофаться, — брюзжал Хьюго.
Он сидел в углу с набором крохотных гирь и гантелей. Хомяк не сомневался, что унесет домой золотую медаль.
— Каштый вечер и каштый утро. Как я. Послетний шанс перет зафтрашним торшестфом.
— Но я ведь не участвую в соревнованиях. Какой смысл?
— Нефашно. Ты хотеть остафаться ф форме фсегда? Тогда делай сарядку.
— Оставь меня в покое. Хочу просто поужинать и лечь спать.
— Отлично, — вздохнул Хьюго, пожав плечами. — Дело тфое. Принесу тебе тарелку фкусной ретиски.
— Что? Которая от Шельмы? В клейком желе и сверху горчица?
— Угу.
— Это все, что есть?
— Да.
— Не хочу. Надоели мне овощи, особенно Шельмины. Вот бы сейчас тарелочку скунсовой похлебки. Ой, проговорилась. Вот только не смей нудить по этому поводу, потому что мне наплевать, что ты скажешь.
Пачкуля уткнулась лицом в подушку и притихла.
