Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Монах молчал.
– Вы, наверное, подумали, что и я такой же – вредный злой старикашка, который отравляет жизнь домочадцам, что мы два сапога пара, так? В корне неверно! Я гуманист, Олег, я всегда протягивал руку падшим, всегда заступался за слабых. Признаю, что у меня своеобразное чувство юмора и присутствует желание потыкать в окружающих шпилькой. А Нина была жестокой. Хотя, допускаю, судья должен быть железным. Я бы, например, не смог, я не смог бы спать, терзая себя мыслями, а правильно ли я засудил человека. Каждому свое…
– Кофе! – закричала Лика, вталкивая в комнату столик на колесах. – Папочка, тебе не очень крепкий. Вам, Олег, покрепче. Пожалуйста! Ванильные сухарики, Юлия постаралась. Она у нас рукодельница. Прошу!
– Спасибо, Лика. Что нового в студии? – спросил Монах, принимая из рук девушки чашку. – Новые роли?
– Ну… мы собираемся поставить «Пигмалиона».
– И ты Элиза Дулиттл, конечно? – ухмыльнулся старик.
– Пробуют меня и Надьку Литвин. Может, и я. Надька толстая.
– Если Надька сломает ногу. Хотя необязательно. Ее можно вывозить в кресле на колесах. Подкинь дебютную идейку вашему недоделанному худруку, скажи – с приветом от папы.
– Папочка, ты, как всегда, сгущаешь краски, – невозмутимо заметила Лика. – Если Надька сломает ногу, то играть буду я.
– Я бы на твоем месте набросал шкурок от банана, оно вернее будет, дитя мое.
– Набросаю. Хотя лично мне больше нравится цианистый калий. Как сухарики, Олег?
Монах с трудом удержался от ухмылки. Эти двое стоили друг друга.
– Отличные сухарики. Ваша Юлия просто сокровище. Она дома?
– У нее выходной. Она взяла папочкину машину и умотала в город. С подружкой по лавкам, звала меня, но как же я брошу папочку? Тем более гости! – Она метнула лукавый взгляд в сторону Монаха.
– Она заменила тебе маму?
– Маму? Юлия? – фыркнула Лика. – Еще чего! Юлия это Юлия, домработница, даже не член семьи. Хотя уж лучше с ней, чем с Лариской-крыской. Она ничего, нормальная.
– Ты неблагодарная девчонка! Скажи спасибо, что у нас есть Юлия.
– Спасибо! – закричала Лика. – Спасибо! Спасибо! Спасибо! У папочки к ней слабость, – она повернулась к Монаху: – Юлия офигительно готовит мясо с помидорами и зеленью. И главное – молча. Она у нас великий немой – молчит и готовит, молчит и пылесосит, молчит и моет посуду. Вы должны как-нибудь попробовать ее стряпню, Олег. Это супер!
– Лика, следи за речью, – попенял дочери Левицкий.
– Буду следить, папочка.
– Деточка, нам с гостем по рюмочке к кофе, достань там, в буфете.
– Папочка! Тебе нельзя, Владимир Семенович сказал, ни в коем случае.
– Лика!
– Папочка!
– Лика, сию минуту принеси отцу бутылку! А то буду являться тебе в виде астрального тела.
Лика сделала несчастное лицо и пошла к буфету.
– И еще по кофейку! – Когда Лика ушла, старик сказал: – У меня рак желудка, Олег. Месяца два-три у меня есть, а потом Лика останется одна. Пообещайте, что не бросите ее. Почему-то я вам доверяю. К Ларисе она не пойдет, к Леониду тем более. Молчите! – приказал он, видя, что Монах собирается что-то сказать. – Никто не знает, кроме Володи; от операции я отказался, да и поздно. В моей жизни было так много всего, что я устал. Теперь, когда ушла Нора, только Лика держит меня здесь. Но даже ради Лики я не пойду в больницу и не стану цепляться за лишний день. Я хочу уйти в вечность отсюда, из этого дома. В нем жили еще мои родители. Обещаете? Меня бы очень устроило, если бы вы женились на Ларисе, Олег. Она честный и порядочный человек, жестковатая, правда. Но зато надежна. Выйдет замуж, пойдут детишки, она и отмякнет. Виталий, этот жиголо, ей не пара. Он использует ее. Во всех смыслах. Сейчас, правда, они уже не спят. Я рад, что он ее бросил. У меня кое-что есть, я разделил все между детьми и еще Юлией. Дом – Лике. Кому больше, кому меньше.
– Юлия знает?
– Знает. Пару месяцев уже. Она не могла не заметить, пришлось сказать. Норе не сказал, а Юлии открылся. Она пыталась меня уговорить лечиться, но спокойно, без соплей. Она вообще очень спокойна, нам повезло с ней. Мы все, как вы могли заметить, с придурью. Она присмотрит за Ликой, когда придет время, и Володя поможет. Но я хочу быть также уверен, что она всегда может обратиться к вам. Обещаете?
– Обещаю.
– Спасибо, Олег, – прошептал старик. – Посмотрите, где Лика, пожалуйста. У девчонки отвратительная манера подслушивать. И дурная привычка шляться по дому в потемках. В прошлой жизни, подозреваю, она была привидением.
Монах поднялся и отправился на кухню. Там Лика возилась с кофеваркой, приплясывала и напевала цыплячьим тонким голоском. Монах постоял у двери с минуту, рассматривая девушку, потом неслышно попятился и пошел по коридору, открывая по очереди все двери. Их было три. Первая и вторая открылись со скрипом, и Монах замер. Первое помещение оказалось подсобным и было забито старым хламом и ящиками. Дальше была комната, скромно убранная, с большим диваном и письменным столом, с задернутыми шторами, и Монах подумал, что здесь мог бы заночевать принявший лишнего гость. Третья дверь подалась легко и бесшумно. Это была довольно большая и красивая комната в желто-бордовой гамме: тяжелые гардины, кровать в алькове под шелковым стеганым покрывалом, торшер в тон, массивный комод, массивный диван с десятком разнокалиберных подушечек. Старинное овальное зеркало в рост человека в деревянной раме на львиных ногах. Цветы в керамических горшках на подоконниках; в углу – деревце, цветущее красными цветками. «Китайская роза», – вспомнил Монах. Он понял, что это была комната домработницы Юлии.
Монах осторожно вошел и прикрыл за собой дверь. На комоде стояли фотографии в металлических рамках: Лика и Лариса, старый Левицкий – присел на перила крыльца, руки сложены на груди, глаза насмешливо прищурены; пожилая дама с кошкой и молодая женщина в красном платье – Юлия, видимо, с матерью. Некоторое время он рассматривал фотографию Юлии, пытаясь соотнести ее живую с изображением. Она относилась к типу женщин, обычно не запоминающихся. Миловидная, бесцветная, сероглазая. Неопределенного возраста. Он даже не помнил, какой увидел ее две недели назад, когда она открыла ему. У него была хорошая память на лица, но ее лица он не запомнил. Он поставил фотографию обратно, тронул пальцем пару колечек в вазочке и потянул на себя ящики комода – один, другой. Аккуратно сложенные дамские вещички источали приятный запах ванили. Недолго думая, оглянувшись, он открыл дверцу шкафа, провел рукой по ряду одежды, платьев, свитеров – черных в основном. Вздрогнул, заслышав дребезжание «кофейной» тележки по коридору, и метнулся к двери. В щель он увидел, как Лика свернула в гостиную. Монах бесшумно выскользнул из комнаты домработницы и поспешил ей вслед.
Они еще выпили. Левицкий раскраснелся, глаза заблестели, движения рук стали размашистыми и слегка некоординированными. Он вспоминал забавные истории из своей пестрой биографии, смеялся, утирая слезы, и кашлял. Взмахнув рукой, он сбил на пол томик Диккенса и замолчал. Монах, кряхтя, полез поднимать. Под диваном он увидел прямоугольный кусочек бумаги – фотографию. Возможно, она выпала из книги, возможно, лежала там давно. Он уселся в кресло, покосился на старика. Тот, казалось, спал. Монах подумал, что старики засыпают мгновенно, как дети. Только что Левицкий был оживлен, сейчас же угас. И стало особенно видно, что он болен – запавшие щеки с красными точками на скулах, запавшие виски, пугающая неподвижность крупного исхудавшего тела. Казалось, он перестал дышать. Лики не было – повезла вон дребезжащее сооружение с пустыми чашками. В комнате стояла тягучая настороженная тишина, какая бывает только в старинных домах, где живут домовые и привидения; размеренное астматическое тиканье больших старинных часов в углу, казалось, разрезало тишину на длинные полоски; бликом света скользил туда-сюда затейливый латунный маятник. Монах поднес к глазам фотографию. На ней были двое – Леонид Левицкий и Алиса. Даже не физиономист заметил бы, что эти двое не случайные люди. Он перевел взгляд на старика – ему показалось, что веки того дрогнули. Недолго думая Монах сунул фотографию в карман.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
