– А мне кажется, что у всего есть пределы, лимит. Даже у милосердия, понимаешь?
– И с каких это пор ты философом таким стал? – улыбнулся Николай и затушил сигарету. – Как, кстати, учеба твоя? Дипломную так же, вместе с Максом, снимать будете?.. Он у вас гений, конечно, ничего не скажешь, молодец. И команду собрать умеет – зарядить всех, идей заразить. Настоящий директор[48], – последнее слово Николай произнес на английском.
– Ушел я из института, Коля.
– Как это?
– А вот так. Не чувствую в себе потенциала.
– Да ты что, Иван! Охренел совсем?! Год же всего остался! – возмущенно воскликнул Николай.
– Скушно мне…
– Нет, говорю же – чудовище!.. С вами такой крутой мастер работает, опытом своим делится – многие мечтают на курс к нему попасть. Радовался бы лучше. Старался больше, впитывал, – с разочарованием продолжал Николай.
– Ну, не получается у меня ничего…
– Хватит гнать! Видел я ваши короткометражки – хорошо. Очень даже. Честно, Ваня.
– Плагиат все это. Пародия какая-то.
– Плагиат? Бля-я-я-я… Но, как же, ты думаешь, учатся-то? Даже великие…
– Не хочу я быть великим, Коля, – перебил Николая Иван.
– И что же ваше высочество намерено делать? Чем на этот раз займешься? – укоризненно глядя на Ивана, спросил Николай.
– Студию сниму, альбом запишу, – весело ответил Иван, теребя браслет на запястье.
– А совмещать разве нельзя?
– Ну-у-у-у…
– Знаешь, Ваня, мне иногда кажется, что мне не тридцать четыре, а шестьдесят, а тебе вообще четыре года всего – истины прописные тебе бесконечно втираю. Устал я, блядь, чего-то, знаешь!.. Эх, если бы не кости твои – в армию бы тебя, ленивца, запихнуть… – с некоторым злорадством продолжал Николай.
– Напугал тоже, – усмехнулся Иван, – может, я с удовольствием. В ВВС бы пошел, на самолетах летал… – размечтался Иван.
– В ВВС?! Не-е-ет! – На подводную лодку тебя надо! Поглубже – на дно, чтобы исходу не было. Хотя ты и оттуда сумеешь, вывернешься – и бронированную обшивку прогрызешь, не удивлюсь.
– Ну хватит, хватит наставлений! Посмотри лучше, что мне Оля на прощанье подарила, – переводя разговор с неприятной для него темы, Иван протянул руку к лицу Николая.
– У тебя же давно уже. Несколько лет, по-моему, – улыбнулся Николай, кончиками пальцев поглаживая мастерски набитую на внутренней поверхности, как будто живую, довольно крупную – от запястья до локтя, симпатичную и пушистую, однако невероятно хищную, очень какую-то агрессивную, оборзевшую ко всему прочему какую-то даже, вот-вот готовую впиться утрированно длинными клыками в жестко схваченную передними обеими лапами, оторванную уже человеческую, с выпученными от ужаса глазами и вскрытой черепной коробкой, голову – адскую поистине куницу.
– Да не это. Вот, браслет.
– Ничего, – сказал Николай, разглядывая украшение – массивную золотую цепочку, соединенную прямоугольной пластинкой с выгравированной на ней розой.
– Роза…
– Да вижу я… вижу. И не изживут себя никак эти наши дурацкие пошлые прозвища.
– И теперь, наверное, никогда, – Иван, довольно улыбаясь, медленно перевернулся на бок, приближая лицо свое к лицу Николая.
– Хочешь, чтоб все знали?
– Угу.
– Дурак. И бесстыжий к тому же.
– Жрать хочу до черта, – смущенно засмеялся Иван и уткнулся лбом в плечо Николая.
– А я в душ, – ответил Николай, перебирая его темные, блестящие волосы. – Сначала в душ.
– Нет, жрать!
– Лично я – в душ, – Николай резко поднялся, слез с дивана и уже было вышел из комнаты, но задержался, обернулся и устремил на Ивана какой-то совершенно незнакомый тому пронзительный и опасный взгляд.
– Ну что, боишься уже? Ведь боишься, да?.. Жалеешь? Раскаиваешься?
– Нет… не жалею, – тихо и немного испуганно произнес Иван.
– Тогда скажи, чего ты хочешь?
– Я… я…
– А хочешь по-настоящему? Хочешь, выебу тебя? Отдеру, как надо – грубо, грязно, по-животному?
Иван не знал, как реагировать, сердце бешено заколотилось в груди, а во рту пересохло. Он не узнавал, не понимал Николая, но эти слова, этот с нотками металла голос и ледяные глаза – этот совершенно неизвестный доселе Ивану образ ни в коей мере не отталкивал его, наоборот, он еще больше очаровывался, еще больше проникался своим таким сильным и страстным чувством.
– Ну?
– Хочу, – прошептал Иван, медленно поднимаясь на диване, и не был уверен, хочет ли предложенного Николаем на самом деле.
– Завоешь – поздно будет.
– Не завою, – Иван чуть вздрогнул от прострелившей его боли в пояснице.
– Завоешь. Скулить будешь, рыдать, – лицо Николая постепенно принимало обычное свое, серьезное, немного надменное выражение, а взгляд становился теплым и ласковым.
– Хорошо.
– Что хорошо? – еле сдерживая улыбку, спросил Николай.
– Буду… если хочешь, – затравленно глядел на друга Иван.
– Давай, попроси меня. Ну… как ты сегодня просил, – улыбался Николай. – На английском можешь, как в кино. Иван нервно сглотнул и, запинаясь, хрипло и с дрожью в голосе произнес:
– Fuck me… fuck me… harshly, dirty… like an animal….
– Да ты ж мой красавец! – довольно рассмеялся Николай и знаком пригласил Ивана следовать за ним в ванную.
* * *
– Ну, я так и подскочила и бросилась за кроликом, умирая от любопытства и чуть-чуть не догнала.
– Но я успел нырнуть.
– В большую нору под кустом шиповника.
– А я, не раздумывая, бросилась за ним.
– А подумать не мешало бы. Всегда, дружок, прежде чем лезть куда-нибудь, хорошенько подумай: а как я оттуда вылезу.
– Вылезу, вылезу, нора-то ровная, как туннель. Ой, падаю, вниз, вниз, в какой-то колодец, у-у-у-ух!
– Не бойся.
– Ты здесь, До-До-о?
– Здесь, разве я могу тебя оставить?
– А, почему я тебя не вижу-у-у-у?
– Так ведь темно-о-о-о.
– В колодцах всегда темно, а это глубокий колодец?
– Он такой, какой тебе самой захочется, так что времени у тебя вволю, падай себе и падай.
– Да, я падаю и как-то мягко падаю, как пух тополя падаю, а не как с крыши, у-у-у-ух! Совсем темно и ничего не видно…
