Правда, виновники всего этого бедлама наутро тоже чувствовали себя прескверно. Президентский люкс гостиницы «Астория» скорее напоминал военный лазарет. Залп с «Авроры» сильно навредил магическим способностям рыцаря и его свиты, благодаря которым, собственно, они и сохраняли столь неплохую физическую форму в возрасте пятисот – восьмисот лет. Потому-то все трое встретили рассвет стеная и охая, лежа с мокрыми полотенцами или кусками льда на голове. Только ближе к полудню Патрик, собравшись с силами, смог произнести нечто связное:
– Что же мы собираемся предпринять дальше, сир? Бутадеус, с трудом складывая слова, простонал в ответ:
– Мой дорогой Патрик! За семьсот лет наших странствий пора бы уже научиться различать события, которые направляешь сам, и события, в которых ты лишь участник и зависишь от воли других. Если мы начинали вчерашний день в первом качестве, то закончили его уже во втором. Так что теперь нам остается зализывать свои раны и ждать, когда о нас вспомнят. А пока могу предложить тебе соленый огурец. Помогает от головной боли лучше всякого аспирина…
И правда, не прошло и десяти минут, как в дверь их номера постучали.
– Ага, – пробормотал Бутадеус, – если не ошибаюсь, к нам прислали парламентера. Развязка близка!
Тут в самом деле дверь распахнулась и к ним, помахивая тростью правой рукой и неся на перевязи забинтованную левую, вошел Александр Сергеевич Пушкин.
– Приветствую вас, господа вероломные захватчики! – весело воскликнул он, окинув взглядом номер-лазарет.
– Кажется, вам изрядно нездоровится после вчерашнего бала?
Патрик покосился на Бутадеуса. Тот, после некоторой паузы, проворчал:
– Но и вы тоже, я гляжу, не в полном порядке. Впрочем, спору нет, первую партию мы проиграли. Но впереди вторая, третья, четвертая и так до бесконечности! Я от своих планов никак не могу отступиться, потому что кроме мщения нет у меня в этом мире больше никаких дел… Так что, если император прислал вас с предложением завершить сей конфликт мирно и полюбовно, можете отправляться к нему обратно с пустыми руками!
Расставив ноги по ширине плеч, Пушкин упер перед собой трость в пол так, что вместе со ступнями ее кончик образовывал полностью равносторонний треугольник.
– Господин Бутадеус, император очень сожалеет, что ваш с ним личный договор доставляет столько неприятностей множеству…эээ творений, не имеющих к сему разладу никакого отношения. Потому предлагаю, как это принято было в наше время, все решить без большой войны. На личном поединке.
Бутадеус вздрогнул:
– Он вызывает меня на дуэль? Но особы королевской крови не дерутся на дуэлях!
Последнюю фразу рыцарь произнес с явным облегчением. Честно говоря, фехтовать или стреляться с трехметровым повелителем Эрмитажа ему не очень-то хотелось.
– Нет, господин Бутадеус. Это я вызываю вас на дуэль, – все так же серьезно ответил гость, глядя на конец своей трости, упирающейся в пол.
– Вы? – Бутадеус так удивился, что приподнял голову над диванной подушкой. Здоровенный кусок льда с грохотом свалился у него со лба прямо на пол и заскользил по паркету. – Но повод! Какой повод? У нас с вами никогда не было общих дел, господин Пушкин! Всю первую половину девятнадцатого столетия, на которую пришлось ваше земное бытие, я вообще не появлялся в России!
Тут Пушкин быстрым движением стащил зубами с правой руки перчатку и бросил ее в сторону дивана.
– Господин Бутадеус, в своем ультиматуме вы оскорбили балерину Марию Сергеевну Коржикову, заявив, что она плохо танцевала на балу. Это является подлой ложью, и потому я требую сатисфакции!
Внезапно, несмотря на чудовищную головную боль, Бутадеус рассмеялся. Вот, вот она, главная тайна жизни! Придумывает такие повороты, которые бы даже ему, старому интригану, в голову не пришли!
– Отлично, господин Пушкин, просто отлично! – сказал он, отдышавшись и вернув лед обратно на лоб.
– Ну а ставка нашей дуэли? Какова она будет? Если вы признаете свое поражение, что я получу взамен?
Нахмурив брови, Пушкин постучал легко тростью в верхний угол воображаемого треугольника на полу. Кажется, вспомнилось ему что-то неприятное.
– Ежели суждено мне будет проиграть эту дуэль, то император передаст вам, рыцарь, свою власть над другим Санкт-Петербургом.
От удивления Бутадеус буквально подскочил на месте. Кусок льда вновь с грохотом отправился на пол.
– Неужели? – пробормотал он. – Надеюсь, император понимает, что именно я тогда сделаю?
Пушкин молчал, его лицо напоминало застывшую маску. Бутадеус полежал молча еще пару минут, пока вдруг какая-то идея не пришла ему в голову.
– Хорошо, – сказал он, отчего-то слегка волнуясь.
– Я согласен на дуэль. Но… Но при одном условии. На дуэли той должна присутствовать секундантом сама балерина Мария Коржикова.
Парламентер растерялся.
– Господин Бутадеус! Дамам неприлично присутствовать на дуэли! Это противу всяких правил!
– В таком случае дуэли не будет. Будет война.
Пушкин замолчал. Поразмышлял о чем-то с видом, с которым шахматист обдумывает партию на несколько ходов вперед.
– Très bien, Monsieur Buthadeus, – сказал он наконец. – Je trasmettrai votre réponse à Sa Majesté[13].
Глава 18
Дуэль
Этот хмурый, морозный день получился одним из самых странных в Машиной жизни. Возможно, еще более странным, чем проведенная в Эрмитаже ночь. Было так холодно, что обжигало легкие. Воздух словно наполняли крохотные кусочки стекла. При каждом дуновении ветра они больно-больно вонзались в кожу. Мысль о том, что кто-то дерется из-за нее на самой настоящей дуэли, камнем висела на душе, мешая нормально дышать. Да, она понимала: лучшего выхода не найти. Александр Сергеевич ей все объяснил. И стрелять друг в друга будут не совсем обычные люди. Даже непонятно, что же именно произойдет, если кто-то попадет в противника. Но сама мысль о дуэли просто приводила ее в ужас! Десять шагов! Всего семь метров друг от друга! Ни увернуться, ни упасть на землю! И Пушкин – он снова будет стреляться, и снова на Черной речке!
От мыслей про дуэль, а еще от пронизывающего ветра слегка гудела и подкруживалась голова. Маша почти не помнила, как запряженная грифонами черная карета рано-рано утром забрала ее из дома, чтобы отвезти куда-то почти к истоку Черной речки. Туда, где ее берега с торчащими из снега сухими камышами выглядели точно так же, как и двести лет назад, – лишь на горизонте миражом маячили многоэтажки, едва различимые на фоне серого, низкого неба. Здесь их уже поджидал какой-то поникший, прыгающий с ноги на ногу, хлюпающий носом Бутадеус со своими спутниками.
