– О нет, прекрасная греза. Я не так давно присоединился к балагану. И потому видел не столь и много. Но успел заметить, что удивительнее тебя, прекраснее и желаннее, нет женщин в этом мире.
– Ты мне льстишь, – нежно, но и чуть насмешливо проговорила девушка. Однако Хасиб видел, что эти слова ей приятны.
И в этом не было ничего удивительного, ибо лесть, пусть и самая ничтожная, приятна всегда и всем. А сказанная от чистого сердца, она превращается в откровение. Что еще более приятно любому, кто этому откровению внимает.
– О нет, прекрасная девушка. Я просто говорю то, что мне велят мое сердце и мой разум.
– И что же еще тебе велит твой разум?
– О, прекрасная Анаис, боюсь, что странствия сделали меня скверным собеседником. Ибо мои желания столь мало похожи на желания благовоспитанных юношей.
– О, маг Хасиб! Я столь устала и от благовоспитанных юношей, и от их понятий о рамках приличий, и от того, сколь эти рамки иногда широки. Мне по сердцу простые люди и их откровенные желания…
«Так вот в чем дело!.. – с некоторым разочарование подумал Хасиб. – Тебе, избалованная и изнеженная красавица, захотелось насладиться простотой… Утонченность, оказывается, тебе неинтересна! И потому ты решила, что я, балаганный шут, смогу порадовать тебя незамысловатыми и грубыми ласками…»
Должно быть, тень этого разочарования все же отразилась на лице Хасиба, ибо Анаис рассмеялась.
– О нет, мой друг. Мне неинтересны грубые мужчины и невежественные ласки. Мне интересны люди чуткие, ибо их столь же мало, сколь подлинных алмазов среди песков пустыни.
– И вновь ты мне льстишь, удивительная хозяйка удивительного дома. Откуда тебе знать, что я тот человек, которого ты можешь столь высоко оценить?
– О, юноша, это же так просто. Я успела побеседовать с тобой. И этого оказалось достаточно…
«Должно быть, она давным-давно не разговаривала с обычными людьми…» – подумал Хасиб. И мысленно же в который уже раз за дни своих странствий вознес хвалу своему учителю, научившему его быть наблюдательным и чутким, молчаливым и разговорчивым одновременно. Научив его быть таким, как его собеседник – будь то цыганка-гадалка или изнеженная красавица.
Девушка провела кончиком языка по пухлым и чувственным губам, и голова Хасиба, увы, так и не пришедшего в себя полностью, вновь закружилась. О, теперь он был готов быть и страстным, и робким, и невежественным, и утонченным! Он был готов быть любым, но обязательно насладиться этой удивительной красавицей, столь не похожей ни на кого вокруг.
Увы, но о цыганке Малике в этот миг он не вспоминал…
Хасиб потянулся к Анаис, и она не оттолкнула его, лишь чуть откинулась назад, чтобы удобнее было отвечать на его пылкие поцелуи.
– Но почему же ты избрала меня, прекраснейшая? – в последнем просветлении разума спросил едва слышно Хасиб.
– Потому, что ты сам меня позвал, – ответила девушка и обняла его.
Макама двадцать вторая
Увы, звук голоса девушки столь околдовал Хасиба, что он более не вслушивался в слова, позволив себе отдаться страсти, что каждый миг все сильнее обволакивала его. Он лишь молча смотрел на красавицу. Как она прекрасна! Ее кожа! О Аллах всесильный и всемилостивый, она безупречна, совершенна! Более прекрасной кожи не может быть ни у кого в целом мире! Хасиб нерешительно протянул руку и коснулся ее. Осмелев, он позволил себе провести пальцами по ее лицу, шее и плечу. Он благоговейно ласкал ее округлое плечо, восхищаясь его дивной пропорциональностью. Казалось, его рука двигалась сама собой. Она скользнула вниз, миновала вырез фиолетовой столы Анаис и обхватила ее теплую полную грудь. Хасиб чуть было не вскрикнул во весь голос от той приятной муки, которую испытал при этом, и отдернул руку прочь, словно наткнулся на раскаленные угли.
Сейчас он едва владел собой. Но, что более удивительно, она, красавица Анаис, принимала эти ласки молча, позволяя ему делать с собой все, что угодно.
Внезапно Хасиб пришел в себя. Что он делает?! Почему он здесь и вожделеет эту красавицу?! Почему лишь слабое прикосновение к ее дивному телу лишило его остатков разума?! Он закрыл лицо руками и застонал от стыда. Потом до его ушей донесся ее голос:
– Хасиб, что с тобой?
Он медленно поднял голову, и тут его голубые глаза встретились с ее глазами – серовато-зелеными в золотистых крапинках.
Долго-долго они пристально смотрели друг на друга, пронзая взглядом. Потом он наклонил голову, и его губы встретились с ее губами в глубоком и жгучем поцелуе, в поцелуе, которого он так давно ждал.
Только одна простая мысль пришла в голову Анаис: случилось то, чему суждено случиться. И когда его жадные губы приникли к ее губам, а ее губы ответили на его поцелуи столь же пламенно, ей с поразительной ясностью открылось, что именно этого мужчину она ждала всю свою жизнь. «Как же это могло случиться, – думала она с удивлением. – Как?»
Этот вопрос лишь промелькнул у нее в голове, и она отдалась чуду объятий Хасиба. Сколь бы искушенной ни была Анаис, но прикосновения этого высокого юноши дарили ни с чем не сравнимые ощущения. Она в единый миг стала намного моложе и наслаждалась его ласками словно в первый раз.
Его поцелуи становились все более пламенными, и она почувствовала, как он дрожит от подавляемой страсти. Она подняла руки и крепче прижала его к себе. Ее грациозные, сильные руки ласкали его шею, пальцы перебирали густые темные волосы. Она скользила пальцами сквозь их мягкий шелк, ощущала на своих губах его язык. Он нежно побуждал ее позволить ему это первое, самое интимное объятие, и без всяких колебаний она покорно согласилась. Бархатный огонь наполнил ее рот. Он исследовал, изучал и ласкал его с бесконечной нежностью. Первая волна тепла разлилась по ее телу, и она задрожала от восторга.
Затем, решившись, Хасиб поцеловал уголки ее рта. Потом его губы двинулись к нежной впадинке у нее под ухом и дальше, вниз по стройной шее к ямочке между шеей и плечом. Там Хасиб на мгновение спрятал лицо, вдыхая изумительный аромат ее тела, смешивавшийся с гиацинтовым ароматом дорогих духов.
Наконец он вздохнул, поднял голову и заглянул ей в глаза так, словно пытался разглядеть саму ее душу.
– Я хочу большего! – просто сказал он, оставляя решение за ней.
Анаис не сказала ни слова и встала с ложа. Ее глаза ни на минуту не отрывались от его лица, пока она развязывала столу. Стола соскользнула на прохладный мраморный пол. За ней последовала и длинная сорочка, затем – тонкая белая рубашка, которая мельком позволяла увидеть прелести, скрывающиеся под ней. Она подняла руки и вытащила из своих роскошных волос украшенные драгоценными камнями шпильки. Волосы свободно рассыпались. Ее пронизывающий взгляд говорил яснее всяких слов.
Он встал и быстро разделся. Все это время его голубые глаза не отрывались от Анаис. Ее тело околдовало его. Это самое прекрасное тело, какое ему когда-либо приходилось видеть. Даже широкие плечи не портили ее.
