Странно, но публике все это явно доставляло удовольствие. Парнишка, которому достались две крышки от кастрюль, изо всей дурацкой мочи колотил одну о другую, почтенная матрона трясла над своей головой огромные счеты, мальчишка лет восьми тряс связку из половников… Это шумное, но крайне незатейливое развлечение привело в восторг всех присутствующих. Сама не заметив как, Света начала улыбаться.
Но уже следующий номер стер улыбку с ее лица. Молодой человек и девушка, заявленные в программе как гимнасты, демонстрировали нечто, заставлявшее взрослых смущенно прятать глаза, а малышей — напротив, выкатывать их до самого предела. Гимнастики в номере было немного, зато садо-мазохистские штуки присутствовали в исключительном разнообразии. Затянутые в черную кожу и закованные в железные цепи и ошейники артисты по очереди хлестали друг друга плетками, заставляли вращаться вокруг шеста и принимать позы, по поводу которых еще десяток лет назад ученые эксперты вовсю спорили: это еще жесткая эротика или уже мягкая порнография?..
«Вот тебе и сводила детей в цирк, — закусив губу, думала Светлана. — Ну ладно, Пашка — он ничего не понимает, а Анечка… Да и с Сергеем я соглашалась на невинное семейное развлечение. Поход в стриптиз-бар я не планировала. Все-таки цирк — странное искусство…»
— Вас сразу развезти по домам или сначала зайдем куда-нибудь, посидим? — Сергей обращался как бы ко всем, но смотрел только на Светлану, которая уютно устроилась рядом с водителем. Пашка, хоть и был предупрежден, что ехать ему предстоит на заднем сиденье, пока устроился у мамы на коленях. Он был полон впечатлениями, пытался пересказывать все номера одновременно, рассматривал афиши и отъезжающие машины, размахивал руками и подпрыгивал, увидев очередной джип. Став первоклассником, он просто свихнулся на этих машинах — похоже, в классе это было главной темой обсуждения. Света думала о том, что по-хорошему надо бы ехать домой — Пашка явно перевозбудился, ему это не на пользу, он и так устает в школе… Но ей очень хотелось продолжить праздник… Завтра ей предстояло выйти на работу, встретиться с лютующей директрисой…
— Если Анечка не против, я думаю, можно зайти куда-нибудь…
— Спасибо, я с удовольствием…
— Вот и прекрасно. — Сергей взъерошил Пашкину шевелюру и щелкнул его по носу. — Ну, молодой человек, занимайте ваше место!
Сергей выруливал с забитой парковки, а в душе у него не смолкали звуки циркового оркестра. Победные, радостные, праздничные. Такая жизнь ему определенно нравилась!
* * *
— Спасибо вам, Сережа… Вечер был чудесный. Я давно так не веселилась.
— Я тоже, так что это вам спасибо. — Сергей помолчал, не решаясь задать вопрос. Но Света смотрела на него так доброжелательно, что природная робость отпустила. — Светлана, простите меня за бестактность, но мне все время кажется, что вы о чем-то печалитесь. Я могу спросить — о чем?
Сейчас она поставит нахала на место. Нечего лезть в душу…
— В общем-то вы правы. У меня на работе неприятности, и всегда, стоит мне вспомнить, что завтра туда надо идти, плакать хочется.
— Что же такое драматическое может происходить в школьной библиотеке?
— Это со стороны так кажется, что ничего. А на самом деле школьный коллектив — один из самых тяжелых. Я где-то читала, что в Америке показания людей, которые больше пяти лет проработали в школе, суды не рассматривают.
— Что, у вас все настолько неадекватны?
— Вы, Сережа, и представить себе не можете, насколько… Ну ладно, не будем о грустном. Простите, но мне пора Пашку в постель заталкивать. После такого вечера это будет нелегко.
— Свет, я бы хотел вам помочь. Я сам работаю в крупной юридической фирме, у меня много знакомых… Я готов поискать для вас работу. Что вы умеете?
— Да толком — ничего. Я же после школы работала секретарем, потом библиотекаршей. Заочный факультет начальных классов… Какая тут юриспруденция?
— Зря вы так. Компьютером владеете?
— Очень слабо. Немного работала в редакторе, пользовалась Интернетом, обучающими программами. Но очень немного.
— А делопроизводство?
— В масштабах школьной секретарши. Входящий — исходящий, приказ составить, факс отправить, телефонограмму принять…
— Это немало. Я подумаю. Надеюсь, что через несколько дней смогу сообщить вам что-нибудь обнадеживающее.
Павлик давно спал. Светлана отправилась на кухню — попить чаю, посидеть спокойно, подумать. Редкое в ее жизни одиночество казалось даром свыше. У Ольги Ивановны была ночная смена, Катерина обитала у своего кавалера.
Почему-то самым уютным звуком Светлане всегда казалось жужжание старого холодильника. Этот агрегат помнил еще ее детство и по всем законам давно должен был приказать долго жить. Но исправно продолжал морозить то, что экономные хозяйки загружали в его железное нутро.
В этом доме все было, мягко говоря, не новым — и шаткие стулья, и продавленный диван, и телевизор, который уже никто не соглашался чинить. Ольга Ивановна давно смирилась с тем, что единственное, на что можно рассчитывать в этой жизни, — это возможность просто прокормиться. Мечтать об обновках, отдыхе, мебели ей просто не приходило в голову. Катерина, напротив, с детства была страшно недовольна бедностью их обстановки, заходясь, рассказывала о новых мебельных гарнитурах, машинах, двухэтажных дачах, поездках в Болгарию и в Крым, которые имели родители ее одноклассников. А Светлана, хоть и понимала, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным, после неудачного брака окончательно разуверилась в возможностях радостных перемен в своей жизни.
Собираясь замуж за Аркадия, она в общем-то в большой степени надеялась решить именно материальные проблемы. Ей надоело жить в доме, где текут все краны, плохо работают выключатели, а разрыв трубы означает вселенскую катастрофу. Но увы — даже самый мастеровитый мужик в доме отнюдь не гарантирует устроенный быт. Аркадий с самого начала очень неохотно откликался на просьбы что-то починить, повесить полку, сменить люстру… В гараже с друзьями он готов был пропадать целыми днями, а о ремонте розетки Света могла умолять его несколько месяцев. А вскоре просить о чем-либо вообще стало бесполезно.
И вот она снова здесь — на маминой кухне… Потолок пожелтел, обои отходят от стен, линолеум вспучился и вылез из-под плинтусов. Так теперь и будет — надеяться им с мамой не на кого…
Свету охватила жуткая тоска. Вспомнилось все сразу — и зимние сапоги, которые она носила уже четыре сезона, и Пашкины куртки, купленные по объявлению в газете, и пылесос, который не столько собирал пыль, сколько раздувал ее по квартире, и трещины на ладонях от бесконечной стирки без всякой надежды купить стиральную машину…
Может быть, судьба наконец улыбнется. Сергей поможет ей найти нормальную работу, она уйдет от этой бесноватой Надежды Александровны, будет получать нормальные деньги, мама пойдет на пенсию, и Пашку не придется водить на продленку. А летом они наконец съездят к морю. Возможно ли это в ее судьбе? Или ей предстоит по-прежнему все терпеть, ни на что не жаловаться и тянуть лямку безрадостной жизни, где она — и мать и отец своему ребенку, главный кормилец семьи с грошовой зарплатой, одинокая женщина?
