Люк смотрел, как солнце играет в ее волосах, касаясь плеч и глаз. Ее красота, как внешняя, так и внутренняя, тронула глубины его души. Келси так уверена в себе, так умна, так…
— Пойдем в спальню, — прохрипел он. — Я хочу держать тебя в своих объятиях, целовать тебя, заниматься с тобой любовью. Возможно, это самое большее, что я могу тебе дать.
— О… я так скучала по тебе…
— Обещаю, я отдам тебе все, что только смогу. — Люк встал и, поддавшись импульсу, сорвал розовый бутон и закрепил его в волосах Келси.
— Осторожно, шипы.
— Я не сделаю тебе больно. Никогда больше.
Келси не верила собственным ушам. Неужели Люк говорит ей такие слова?!
— Может быть, моей любви достаточно для нас обоих?
Люк не ответил ни слова. Он взял жену на руки, отнес ее в спальню и уложил на кровать. Он целовал ее с нежностью и страстью одновременно, ловко снимая одежду, лаская великолепное тело, как скульптор, ваяющий свое творение.
Их руки исследовали тела друг друга, избавляя их от одежды, пока оба не сплелись, обнаженные, на широкой постели.
Люк положил ладонь на живот Келси и произнес с нежностью:
— Наш ребенок.
— Наш, — просияла Келси. — Твой и мой. Ты будешь прекрасным отцом, Люк. Я знаю это. Чувствую. Вот здесь. — Она приложила его руку к груди.
— Я сделаю для этого все…
И больше не было слов. Молчали губы, руки говорили. Их тела стали единым целым. Они двигались в такт — так же, как бились их сердца, пока наконец их не накрыла волна наслаждения. Вместе.
Люблю тебя, люблю, люблю! — кричало сердце Келси.
Но что, если Люк никогда не сможет полюбить ее так же? Вынесет ли она это? Девушка закрыла глаза, отбросив мысли о будущем, которое она нельзя предвидеть.
Спустя несколько минут Келси заснула в объятиях Люка, а он еще долго лежал без сна.
Осторожно отстранившись, он встал с постели, оделся и написал короткую записку.
Люк вышел на улицу и направился к виноградникам, погруженный в собственные мысли.
Келси открыла ему свое сердце, признавшись, что он не крал ее свободу. Люк чувствовал небывалое облегчение. Такое же, какое он ощутил, простив свою мать. Сам того не замечая, Люк сбросил с плеч огромный груз.
Но Люк не сказал Келси всей правды. Он любил не только сестру Эльфриду. В детстве он любил и свою маму. Но Розмари сама разрушила эту любовь, превратив ее в презрение. Тогда Люк и поклялся никогда больше никого не любить.
Сестра Эльфрида не дала сердцу мальчика зачерстветь окончательно, но все же Люк Гриффин не подпускал своих женщин слишком близко к себе.
Пока не появилась Келси.
Он испытывал необъяснимую нежность, держа ее в своих объятиях. Доверял ей. Знал, что она не предаст.
Так, может, это просто разные стороны любви? Неужели у любви множество граней, как у бриллианта?
Келси — его судьба. Его нареченная.
Люк остановился как вкопанный. Ему потребовалось уехать в Тусканию, чтобы понять это.
Пройдя виноградники, Люк сел в тени олив и посмотрел на виллу. Там Келси спит в его постели. Его жена. Мать его будущего ребенка. Женщина, которая любит его всем сердцем.
Около часа Люк наблюдал, как тени скользят по траве. А потом опустил голову на грудь, и сон окутал его.
Только жажда заставила Люка проснуться. Он вернулся на виллу и сразу отправился в спальню. Но Келси там не было. Ее платье тоже исчезло. На другой стороне записки, которую он оставил для нее, она нацарапала пару слов:
«Ушла в деревню, посмотреть парад. Встретимся у пекарни? Очень хочется пирога и тебя. Люблю, Келси».
Она нарисовала внизу сердечко, что растрогало Люка. Он сложил записку и, засунув ее в карман, вышел из комнаты. Лучше пойти пешком, рассудил мужчина.
Но не успел он дойти до дороги, ведущей в деревню, как его догнал Марио, старый слуга. Он размахивал руками и тараторил на смеси итальянского и английского:
— Несчастный сличай, синьор! Ужасная трагедия!
— Трагедия? — Люк похолодел. — Где? С кем?
— В деревне, на параде. Бык вырвался из загона. Напугал людей. Есть раненые… Ох, синьор, синьор.
Келси. Она отправилась в деревню смотреть парад. Сердце словно остановилось.
— Где Келси? Карлотта?
— Карлотта дома, а вот молодая хозяйка…
— Я еду туда. Оставайся здесь на случай, если она появится. Свяжись со мной по мобильному, когда что-то узнаешь.
Люк бросился к стоянке и, вскочив в «мазерати», вырулил на дорогу.
С Келси все в порядке, твердил он себе, она не пострадала.
Он не переживет, если что-нибудь случится с ней или ребенком. Жизнь без нее утратит всякий смысл. Опустеет.
Любовь, чувство, которое было неведомо ему до сих пор, накрыло Люка с головой. Он любит Келси. Всем сердцем, всей душой.
Но что, если уже слишком поздно?
Какие жестокие слова!
А ведь он любил ее всегда. С того самого момента, как увидел на лестнице в той оранжевой футболке. И обманывал сам себя, пытаясь убежать от собственных чувств! Дурак! Идиот! Кретин!
Люк на бешеной скорости домчался до деревни, выскочил из машины и побежал на звук сирен «скорой помощи». Страх сковал его сердце.
Он пробирался среди раненых, сочувствуя им, но радуясь, что среди них нет Келси.
Он пробежал еще немного и увидел ее.
Ее платье было все в крови. Она стояла возле носилок, прижимая к себе маленького мальчика.
— Люк! — воскликнула Келси с облегчением. — Скажи малышу, что с его мамой все в порядке. У нее сломана рука и, кажется, вывихнута лодыжка. А я не знаю, как успокоить мальчика.
— У тебя платье в крови.
О чем он говорит?
— О… я, наверное, испачкалась, помогая другим. Я закончила курсы по оказанию первой помощи, когда братья были маленькими.
— Значит… ты не ранена?
— Нет, я в порядке. Скажи мальчику, что ему не нужно волноваться.
Опустившись на корточки, Люк заверил малыша, что доктор вылечит его маму.
— Как Марио и Карлотта? Я так переживаю за них.
— Они на вилле.
— Все случилось так быстро, Люк.
Келси с ужасом вспоминала, как лопнувший воздушный шарик напугал быка, как тот проломил загон и выскочил на улицу. Люк обнял жену, зарывшись лицом в ее волосы, и произнес:
— Я хочу кое-что сказать. Я… разобрался в себе. Черт, трудно это было. Знаешь, я ведь чуть не разбил свой «мазерати», так несся сюда. Боже, Келси я боялся, что с тобой что-нибудь случилось.
