Книга Умный, наглый, самоуверенный - Вера Коркина

Юрий Максимович собирался на вечернюю прогулку с девочками. Застегнул на них куртки, прихватил мяч, и отправились на поле. Девчонки радовались в предвкушении игры. Одна дочь, поздний ребенок, две внучки, ни одного парня, да вроде и не надо, девки душевней. Дошли до поля, сняли куртки, пробежали три круга, сделали разминку. Дашка отправилась на ворота. Тут Юрий Максимович увидел человека за ограждением и, отряхнув руки, испачканные о мяч, скомандовал: «Продолжайте без меня». Подошел и, не здороваясь, повернул спиной к полю и повел в сторону кустов, чтобы девочки не видели.

— Ну? — спросил вместо приветствия. — Зачем явился? Чего нужно?

— Деньги.

— Да ну?

— Можно продать оборудование. За недопоставки по оплаченным счетам пусть рассчитаются. Документы у Иры? — Собеседник полковника хмурился и прятал глаза.

— Забудь.

— Нужны деньги.

— Забудь, я сказал.

— Если не договоримся, придется дергать Ирину, а не хотелось бы. Лучше решить между нами.

— Ирина к бумагам отношения не имеет. Я все перевел на себя, так что бесполезно.

— Но это мои деньги, я вкалывал десять лет.

— Пойдет в счет алиментов.

— Не жирно? — собеседник оскалился, блеснул золотой зуб. Уже начинало темнеть, и в сумерках стало заметней, как он изменился за недолгое время, черты лица стали резче, злей.

— А не жирно иметь молодую жену и спать с шалавой? Ты, кажется, утоп? Вот и плыви дальше, утопленник.

— Верните деньги по-хорошему, Юрий Максимыч. Я про ваши делишки много знаю.

— А паспорт есть у тебя права качать? Ты в розыске, не забывай. Либо как труп, либо как жулик. Возникнешь — превратишься в то или другое. К Ире не подходи, не советую. Даю сутки, и чтобы завтра к вечеру тебя в городе не было, понял, зятек?

— Вернете деньги, уеду.

— Расти твоих детей, содержи твою жену и еще верни деньги? Много хочешь. Катись отсюда, увижу еще раз — по-другому поговорим. Козел.

Полковник повернулся и пошел на поле, подергивая шеей. Распсиховался. Свистнул девчонок и тщательно обойдя кусты, где оставил их отца, повел домой.

— Деда, деда, — всю дорогу поднывала Дашка. — Отпусти руку, больно же.

А Сашка забегала вперед и заглядывала в лицо, силясь в сумерках определить выражение. Девчонки все-таки. Чуткие созданья. Сволочь редкая, изумлялся полковник, через тестя все поимел, завел девку, бросил семью и явился как ни в чем не бывало — подайте мне мои деньги. Сейчас вынесем и подадим на подносе с хлебом-солью. Мудаку этому.

Прошла еще неделя, и Ире снова начал мерещиться Алексей. В городе все напоминало о нем, но до поры она держала себя в руках, а потом то тут, то там, внезапно оглянувшись, замечала знакомый силуэт. Но ее мучили сомнения — Алексей ли это, преследователь был похож и не похож. Она все время была настороже, держала очки наготове и даже продумывала, что скажет, когда они наконец столкнутся лицом к лицу, ведь город маленький, когда-то это должно было произойти.

Но все произошло так внезапно, что приготовленные речи не пригодились. Неожиданно хлынул ливень, она забежала под крышу ближайшего кафе и столкнулась с ним грудью: он пытался выйти и приготовил зонт. Ира буквально вдавила его обратно и усадила за стол. Он сел, прикрыв глаза рукой, потом принес коньяк себе и ей и закурил.

— Ты не утонул, — сообщила ему Ира. Слов у нее было так много, точно копила годами, но все вместе, торопясь вырваться на волю, они мешали друг другу и выцеживались еле-еле, по одному. — Как твоя жена предупреждала, ты просто сбежал, чтобы не объясняться. Не получится. Я имею право, я мать, я долго жила с тобой. Изволь объяснить мне, что произошло, и могу ли я после всего считать себя свободной.

— Можешь.

Ответ был исчерпывающим, и Ира поняла, что она хотела услышать все что угодно, только не это. Перед ней сидел смертельно усталый неудачник с седой шевелюрой и черной щетиной на щеках. Левый глаз у него дергался, под правым желтело пятно. Он казался незнакомцем, элегантным замученным незнакомцем.

— Алеша, — жалобно попросила она. Ее бросало из стороны в сторону, то в жар, то в холод. Казалось, что вся жизнь поставлена на карту и решится сейчас, в ближайшие пятнадцать минут от одного его слова. — Давай забудем, начнем сначала.

— Все будет так же. Повторится.

— Но что же мне делать? — Она вдохнула. — Я не могу без тебя.

— Можешь. Ты жива, сидишь передо мной. Уже почти год, как мы расстались, а ты жива и хорошо выглядишь. Ты чем-то занята. Ты не сидишь на берегу и не ждешь, когда вынесет мое тело. Я всегда знал, что мир для тебя не перевернется, если я исчезну. В дочерях военных есть что-то твердокаменное. Ты не можешь без меня, а я не могу с тобой. Кроме того, вы меня ограбили, как обыкновенные воры, — он скривился. — Ты и твой отец, который считает, что он всегда прав. Он продолжает присваивать заработанное мной, ты же на это спокойно взираешь. Никто не обгонит тебя в равнодушии. Может, и была в тебе душа, но ты за ней не ухаживала так, как за ногтями. Маникюр и педикюр все затмили. — Он усмехнулся. — Любая девчонка даст тебе сто очков вперед.

— Ах да, как я забыла о девчонке!

— Когда дела идут нормально, еще можно жить с нелюбящей женщиной, но если ты не на коне, такая не простит. Я доходил до ненависти, обслуживая тебя. Что может быть тягостней красавицы в доме, твердо знающей, что она красавица. Мне хотелось бы жить с простой женщиной в простом доме на морском берегу и никогда тебя не видеть. Может, вы хотя бы вернете мне деньги? Мне много не надо. Только достойно встретить старость, — он снова усмехнулся.

— Достойно встретить старость с девчонкой не получится.

— Если ты вернешь деньги, я смогу тебя хотя бы уважать.

Он поднялся, Ира осталась сидеть, ослепшая и оглохшая. Еще час или больше, не замечая времени, она бродила по улицам, то спускаясь к морю, то, скрываясь от ветра, поднималась по ступеням в узкие городские улицы, отвечая на приветствия и не узнавая тех, с кем здоровалась. Потом, издрогнув, сидела в кафе, грея руки о чашку чая и уставясь в стену.

Все это время, занимаясь чем угодно, она продолжала жить с ним. Ерунда, вместе вы или нет, важно лишь то, с кем ты живешь внутренней жизнью. Несправедливый упрек — что она не умерла, не стоит на берегу, ожидая, когда вынесет его тело. Она никуда и не уходила с этого берега, она стоит и простоит там еще много времени, но это внутри. А внешне она занимается обычными делами: готовит обеды, гладит девочкам платья и завязывает банты. Только душа ее стоит на берегу и смотрит в море.

Все-таки это не обстоятельства, не Сашкино вмешательство, на что она в глубине души надеялась. Ее отвергли, с ней не захотели жить, случилось то, во что не хотела верить. Как с этим поступать, она не знала. Чувство Алексея, если и было, то ушло, а было ли оно? Может быть, их брак был сделкой, обычной сделкой с обеих сторон? Тогда что произошло сейчас? Она влюбилась в своего мужа, когда он ее оставил, а он влюбился в другую? Прав Яков — проигрывать надо уметь…