Книга Русские на Мариенплац - Владимир Кунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Была у меня с собой в чемодане бутылка «Столичной».
Налил я Николаю Ивановичу соточку для здоровья, прибрали мы с ним комнату, помог я ему бутылки вынести, пол помыть, заставил его побриться, и пошли мы с ним на второй этаж за дневным пайком.
Выдали нам по горячему запечатанному кювету из фольги – с макаронами и консервированным мясом, по два пакетика сока, по банке рыбных консервов, по два кубика маргарина и по банану. Плюс две небольшие шоколадки и по паре свежайших булочек. Мне еще вручили две пустые стеклянные баночки.
– Ну, ты видишь, какая закусь?! – говорит Николай Иванович и так заглядывает мне в глаза. – Ну, просто грех под нее…
– Понял, понял, – говорю. – Сейчас пойдем… А вот это мне на хрена? – И показываю пустые баночки. Про них в инструкции – ни слова.
– А это тебе, Эдуард, для анализов. В одну завтра утречком нассышь, в другую нагадишь. Завтра тебе дадут халявный билет на метро и автобус и пошлют на Дахауэрштрассе в поликлинику. Там еще и кровь возьмут. Сдашь анализы, ежели все в ажуре – тебе в аусвайс штампик такой тиснут и гуляй пару недель до «первого интервью». Ты не тушуйся. Я тоже поначалу ни во что врубиться не мог. Мне тут все один еврейчик растолковал.
Поднялись в комнату, сели за стол, выпили, закусили.
– Странно… А я слышал, что евреев в Германии принимают по какой-то специальной «еврейской линии» только через их общину, – сказал я. – Мне казалось, что здесь, на Унтербергсштрассе, их быть не должно…
– Правильно. Умных евреев здесь, действительно, нет. А глупых, которые свои метрик и дома оставили, – навалом! – сказал Николай Иванович. – Это у нас в Союзе кого хочешь жидом обзови, – и пожалуйста!.. А тута, извини-подвинься, ты мне сначала докажи, что ты еврей, документ предъяви. Ах, нет документа?.. Ничего не знаем, никакой ты не еврей! Становись в общую очередь и жди, как все нормальные люди. Вроде, как мы с тобой… Тут, Эдуард, всякой твари по паре. И румыны, и болгары, и сербы, и албанцы, и турки, и негры даже… Эти… Ну, как их, мать их за ногу?! Эфиопы! Прям-таки Ноев ковчег! Русских, правда, маловато. Ты да я – и вся Россия. То есть, они, конечно, в Мюнхене есть, но уже вроде бы и не русские… Они еще дома, в Москве или где там еще, понакупили себе туфтовые свидетельства о рождении – будто у них была мать еврейка, приезжают сюда и – будьте нам любезны! Прямым ходом в еврейскую общину. А там им сразу и деньги дают, и квартиру, и в синагогу водят… Он, может, у себя дома в России жидов гонял, как кроликов, а тута заявляет, что бежал из Советского Союза от этого… Ну, как его, бля?..
– От антисемитизма?
– Во-во! Точно. Ты мне еще маленько не нальешь, а, Эдуард?..
Неделю мы прожили с Николаем Ивановичем в мире и согласии. Я ему купил за три марки пакетик с пятью одноразовыми бритвенными станочками «Уилкинсои», и теперь он каждое утро брился, восхищенно приговаривая:
– Во, суки, чего делают!.. Пишут – «одноразовые», а бриться можно одной и той же хоть три месяца! Не то, что у нас – один раз поскребешься и выбрасывай… Я возьму твоего одеколончика, а, Эдуард?
Потом он сидел на своих нарах, поджав под себя ноги и, удивленно посмеиваясь, смотрел, как я, отодвинув стол и стулья к окну, каждое утро разминаюсь – жму стойки, перехожу с правой руки на левую, опускаюсь в «крокодил», стою «копфштейн» на бублике…
– Ну, ты даешь, Эдуард!.. Ну, чистый цирк, ети твою мать! – негромко восклицал он, не отрывая от меня своих восторженных детских голубых глаз.
Получили мы с ним по девяносто шесть марок карманных денег, так называемых – «ташенгельд». С какой-то помойки Николай Иванович притащил вполне приличную кофеварку без колбы. Разобрал ее, прочистил, привел в порядок, а вместо колбы приспособил полулитровую стеклянную банку из-под маринованных огурчиков. А потом с этой же помойки еще и электрическую плитку приволок. Теперь по утрам у нас был горячий кофе, а вечерами Николай Иванович варил себе макароны, которые поедал в невероятном количестве.
За это время я несколько раз побывал на Мариенплац. Познакомился с классным фокусником-поляком. Узнал от него, что цирк «Ронкалли», который еще три года назад в Москве приглашал меня к себе в программу, сейчас находится в Южной Америке и в Мюнхен вернется лишь через несколько месяцев, к зиме…
К концу недели меня вызвали на «первое интервью».
Отвечал я вполне прилично, врал в меру – по заранее заготовленной схеме, и только на один вопрос, может быть, самый главный, толково ответить не смог.
Не потому, что не знал на него ответа. Ответов на этот единственный вопрос я знал сотни! Но когда меня попросили рассказать всего о трех событиях, которые повлияли на мое решение покинуть свою страну – я растерялся.
В глазах у меня возникло синее ташкентское небо…
…четырнадцатилетний мальчишка, ползущий по теплой желтой азиатской пыли, пропитанной его кровью…
…волочащиеся за ним его розово-фиолетово-черные кишки…
…худенькая грязная смуглая рука, судорожно зажавшая рукоять старой армейской ракетницы…
А в ушах – его слезливый испуганный визг с предсмертной хрипотцой…
…и Юлькин голос, гордо уверявший меня в том, что за ее будущим международным борделем стоят «такие люди»!.. «Такие люди»!!!
…и смешные, непристойные частушки моей покойной пьяненькой мамы…
…и Женька Овчаренко, по-английски болтающий с Вашингтоном…
…и фальшиво бодрый голос хирурга в операционной Военно-медицинской академии: «Все, все, Петров! Проснись, проснись… Открой глазки! Сейчас в палату поедем. Перекладывайте его на каталку! Открывай глаза, Петров!..»
Ну, не устраивать же стриптиз перед молоденьким полицейским в клетчатом пиджачке и пожилым переводчиком, который не только никогда не видел Россию, но и по-русски-то говорит через пень-колоду.
Стал я им что-то нести про свободу творчества, про интернационализм моей профессии, про желание быть полезным всему миру, а не одной стране – словом, все, что в таких случаях обычно плетут наши балетные, художники, музыканты, наши цирковые…
Интересно, а что говорят все остальные в подобных ситуациях?
Через пару дней пошли мы с Николаем Ивановичем за дневной пайкой, а мне вместе со жратвой вручают направление в вонхайм – общежитие для азилянтов. Короче, для беглых иностранцев.
– Значит, они тебя признали… – грустно так говорит Николай Иванович. – Я вот, ети их мать, здесь уже третью неделю огибаюсь, а меня еще даже на «первое интервью» не вызывали!.. А у тебя, гляди, все как по нотам… Может, они боятся, что я к ним заброшенный? Вроде, как Штирлиц, да?..
– Разберутся, Николай Иванович, – пожалел я его. – Просто у тебя ситуация… Как бы это сказать?.. Ну, немножко более анекдотичная. Ну, не понять немцам, как это человек может столько выпить, что…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Русские на Мариенплац - Владимир Кунин», после закрытия браузера.