Все утро я практически не вылезаю из комнаты, чтобы не общаться с родителями. Когда мы наконец собираемся ехать к Киршенбаумам, мама настойчиво усаживает меня на переднее сиденье рядом с отцом. Тот, заводя машину, как обычно, громко заявляет:
— Ну ладно, поехали, заглянем к Ларри Киршенбауму и поможем ему списать часть налогооблагаемой прибыли на представительские расходы.
После этого мы всю дорогу едем молча. У дома Киршенбаумов нас встречают специально нанятые по такому случаю привратники в красно-белых костюмах Санта-Клаусов, одному из которых отец отдает ключи от машины, чтобы тот перегнал ее туда, где можно будет припарковаться. Само собой, первым делом отец берет курс на бар, и мы с мамой остаемся вдвоем. Я замечаю, что она сегодня бледнее, чем обычно. Мне хочется что-то сказать ей, как-то ее утешить, но я боюсь сболтнуть лишнего, не зная наверняка, успел ли «порадовать» ее своим решением мой папаша.
— Ты иди отдыхай, — говорит мне мама. — Не обращай на меня внимания.
Я обнимаю ее, потом ухожу в гостиную. Я высматриваю в толпе гостей Тану, и вдруг ко мне подваливает одна из «озорных эльфов». Брюнетка, наверное, лет тридцать, с мушкой над верхней губой на манер Синди Кроуфорд. Невысокая, но заслуживающая, как минимум, нескольких дополнительных баллов за свой наряд: я и понятия не имел, что эльфы носят ажурные чулки.
— Хотите sufganiot? — спрашивает она меня.
Голос у официантки неожиданно сухой и хриплый. Я вдруг вполне отчетливо представляю ее себе лет, скажем, через тридцать: сидит, значит, за столом этакая хрипловатая тетка со свисающей изо рта крепкой сигаретой и играет в карты. К моему собственному удивлению, это видение вовсе не кажется мне отталкивающим и ни в коей мере не ослабляет проснувшийся во мне интерес к этому «эльфу».
— Ваше здоровье, — отвечаю я ей.
— В переводе это «пончик с джемом».
Должен признаться, что одной из моих навязчивых фантазий с подросткового возраста было желание подцепить и поиметь одного из этих киршенбаумовских «эльфов». В былые годы они казались мне далекими и недоступными — как те же супермодели. Теперь же, проведя некоторое время фактически в обществе супермоделей, я уже не представляю «эльфа» из родного захолустья чем-то недосягаемым.
— На месте Санта-Клауса, — говорю я, снимая пончик с подноса, — я бы тебя из дома не выпускал. Знаешь, сколько вокруг плохих мальчиков.
Официантка отходит в сторону других гостей, но, обернувшись ко мне, говорит:
— Смотри веди себя хорошо, а то ведь плохие мальчики часто без подарков на Рождество остаются.
— Так, а это у нас что такое? — слышу я голос Таны, каким-то образом материализовавшейся у меня за спиной.
— Не что, а кто. Это я, стою и думаю, чего бы такого пожелать самому себе на Рождество.
— Ну-ну, — говорит Тана, и по ее голосу я понимаю, что она уже расстраивается оттого, что я до сих пор не обернулся в ее сторону.
В мои планы вовсе не входит мучить ее, и я оборачиваюсь. В следующую секунду у меня просто отвисает челюсть.
— Твою мать! — восклицаю я. — Ты только на себя посмотри.
Посмотреть на Тану сегодня действительно стоит. Короткое коктейльное платье с шикарным вырезом, просто на редкость удачно обнажающим ложбинку у нее на груди. Но это еще не все. Каблуки! Тана никогда не носила туфли на каблуках.
— Интересно узнать, ради кого ты так вырядилась? Кто у нас сегодня в гостях? Может быть, Боно?
— Мог бы просто сказать, что я отлично выгляжу, — заявляет мне Тана.
— Ты действительно отлично выглядишь. Но для этого вовсе не нужно дожидаться, когда я тебе об этом напомню. Просто оглянись и посмотри на гостей. По-моему, все сразу станет понятно.
И действительно, большая часть присутствующих головы свернули для того, чтобы не выпускать из виду Тану. Кто-то просто украдкой оценивающе разглядывает ее, а кто-то откровенно пялится.
Тана краснеет от смущения.
— Мне нужно выпить, — говорит она.
Через несколько минут, вооружившись двумя яичными коктейлями, мы оккупируем диванчик в гостиной, чтобы поиграть в нашу любимую рождественскую игру: мы должны по очереди угадать, какие грешки водятся за тем или иным гостем.
— Международный террорист, — с ходу бросаюсь я в бой, кивая на мужчину с тоненькими усиками.
— Холодно, совсем не угадал, — отвечает Тана. — Это мистер Аткинс, сокрытие налогов. А что скажешь по поводу того парня в красном свитере?
Я выискиваю в толпе Красный Свитер, но мой взгляд все время возвращается к тому углу, где стоит мой отец. Обычно виски помогает отцу расслабиться — пьяный, он бывает либо развязным, либо очень развязным, — но на сей раз ему, по-моему, просто не по себе.
Он нервно поглядывает на стоящую в противоположном углу гостиной крашеную блондинку в деловом костюме. Она, конечно, не писаная красавица, но вполне привлекательная женщина. Стоит она рядом с пузатеньким лысеющим мужичком в коричневом джемперочке с новогодней елкой на пузе. Толстяк придерживает блондинку за талию, и они, мило улыбаясь, беседуют о чем-то с другой парой. Блондинка бросает осторожный взгляд на своего толстобрюхого спутника и, убедившись, что его внимание целиком и полностью отдано собеседникам, украдкой — едва заметно — улыбается моему отцу. Я не знаю, откуда во мне такая уверенность, но готов поспорить на что угодно: это и есть Джанин.
— От тебя прямо по курсу и чуть левее, — говорю я Тане. — По-моему, это та самая стерва, которая увела моего отца из семьи.
Тана чуть не подпрыгивает на месте и заглядывает мне в глаза:
— Не поняла?
Я наскоро пересказываю ей утренний разговор с отцом.
— Ну что за мудак! — восклицает Тана и вскакивает с диванчика.
— Эй, ты куда?
— Пойду выясню, кто она такая.
Пока я раздумываю, стоит ли это делать, Тана уже скрывается в толпе и вскоре как бы случайно оказывается рядом с двумя беседующими парами. Я наблюдаю за тем, как она знакомится с ними и на правах дочери хозяина дома заводит светский разговор. При этом я вижу, что отец также наблюдает за происходящим. Он одновременно зол и растерян и явно не знает, что делать дальше. Я поднимаю бокал, словно чокаясь с отцом на расстоянии, и обнаруживаю, что выпить-то мне уже и нечего. Встав с дивана, вновь иду к бару и заказываю себе виски. Вдруг меня окликает Дотти, до этого мирно беседовавшая с моей мамой.
— Ой, мне тут твоя мама рассказала, что ты в городе на работу устроился, — ласково, я бы даже сказал, льстиво щебечет Дотти. — Ты и жить туда переехал. Может быть, со временем поможешь Тане найти хорошую работу в Нью-Йорке. Я имею в виду, когда она в колледже доучится.
— Дотти, она же вся в вас, ну какой из меня ей помощник.
— Ах ты, проказник! — хихикая, произносит Дотти, слегка шлепая меня по руке ладонью, как игривая кошка.
