Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Кто умер?
Бабушка Калла ответила:
– Пока никто.
Сван поняла ее слова как угрозу.
Бабушка Калла пристально глядела в сторону, и Сван посмотрела туда же. Посмотрела – и вправду чуть не умерла. Невдалеке, в загоне для телят, Уиллади гладила большую белую лошадь, которой дядя Той мазал скипидаром кровоточащие раны. Лошадь вздрагивала – то ли от испуга, то ли от боли, – но все сносила без звука.
Сван затошнило, она хотела отвернуться и не могла.
Шериф Микс презрительно кашлянул, сплюнул.
– Что с лошадью? – спросила Сван. – Где мы ее взяли?
На самом деле ей хотелось знать, может ли лошадь принадлежать ей, только ей одной. Она уже представляла, как будет за ней ухаживать, баловать ее, станет ей лучшим другом. С такой хозяйкой, как Сван, она ни в чем не будет знать нужды, ни в чем на свете. Сван чистила бы ее, ласкала, кормила сахаром-рафинадом. Она читала, как дети кормят лошадей с ладони рафинадом, это лучший способ приучить лошадь отзываться на кличку. Бабушка Калла не держала на кухне рафинада, но хранила запас в лавке. Сван выпросит коробочку, даже отработает, если надо. Ухаживать за лошадью – своей собственной – ей в радость, и она готова трудиться, вложить всю душу. Да что там, уже вложила!
– Мы ее нигде не брали, – объяснила бабушка Калла. – Это она нас нашла. Только ненадолго. Как только разыщем хозяина, придется ее вернуть. – При этих словах ее губы горестно сжались.
– Вернуть тому, кто с ней так обращался? – вскинулась Сван.
Шериф Микс ответил:
– Собственность есть собственность. Каждый волен с ней делать что хочет, закон не запрещает.
Сван опешила, но лишь на миг. Глаза ее гневно засверкали, она раскинула руки, будто ее распинают.
– Ну, если вы ничего не собираетесь делать, – завопила она во все горло, – так какого черта вы приехали? – Сван совсем забыла, что нельзя ругаться при взрослых, дядя Той не в счет.
Шериф Микс посмотрел на нее в упор, пытаясь испугать взглядом. Он просто не знал Сван.
– Я приехал, потому что меня вызвал твой дядя, – ответил он. И обратился к Калле: – Когда же наконец эта девчонка отучится орать?
Эрли у них не задержался. В восемь у него была назначена встреча с Бадом Дженкинсом в городском кафе, время шло к семи, а до города почти полчаса езды. Получается, что приехать рано, по обыкновению, вряд ли удастся. Перед уходом он записал приметы лошади и обещал объявить о находке.
Выбежали Нобл и Бэнвилл, стали гладить лошадь липкими от сиропа руками. Снеговик не противился. Дети, разумеется, не знали его имени и заспорили, как его назвать. Спор разрешила бабушка Калла, объявив, что лошадь надо вернуть хозяину, но даже если она вдруг останется здесь, это будет ее лошадь, ведь это ее огород она потоптала, а ездить на ней верхом будет только тот, кто хорошо себя ведет и помогает по дому. И пока лошадь здесь, звать ее будут Джон.
– Джон! – прыснул Бэнвилл.
– Где это видано, чтобы лошадь звали Джоном? – возмутился Нобл.
Бабушка Калла не сочла нужным объяснять – как хочет, так и назовет, – но с глазу на глаз призналась Уиллади, что иногда произносит вслух имя мужа, если никого поблизости нет. И если вдруг кто-то услышит, можно отговориться, что вслух думала о лошади.
Блэйд был в ужасе от своего поступка и от того, что ждет его, когда отец узнает. Именно «когда» – никаких «если». Блэйд не сомневался в этом, как и в том, что его руки и ноги изодраны в кровь колючками ежевики.
В тот час, когда Той Мозес, подбросив Бутси Филипса до дома, возвращался к Калле, Блэйд лез в окно своей спальни, не замечая, что оставляет на подоконнике следы крови. В доме темно и тихо, слышно лишь, как Блу во сне сосет палец. Блэйд не любил спать в одной кровати с братом, не только из-за того, что Блу всегда под утро напускал лужу, но и из-за противного причмокиванья.
Блэйд юркнул под одеяло, отодвинулся подальше от брата и от лужи на клеенке; клеенка прикрывала матрас, но не защищала спавших на нем детей. Холодная моча впиталась в пижаму, мокрое белье липло к телу, но Блэйд дрожал не от холода.
Ровно в полшестого утра Рас Белинджер пошел в хлев кормить живность и обнаружил, что лошадь Оделла Притчетта исчезла. При виде открытой калитки он затрясся от ужаса. Когда уводят лошадь, это всегда несчастье, даже если она твоя и спина у нее не исполосована в кровь. Но если лошадь чужая и придется объяснять хозяину, почему она пропала, а потом, когда найдется, – почему она в таком состоянии… это сильно осложняет дело.
Одного Рас не понимал: как вор пробрался сюда, увел скотину, а собаки не подняли лай. Его собаки не бросаются к чужим, виляя хвостом, а всякий, кто приблизится к дому, – чужой.
Сам Снеговик выбраться из загона не мог, тут нечего и сомневаться. Калитка была закрыта на цепь, цепь накинута на столб, а концы скреплены защелкой, открыть которую под силу лишь человеческим рукам. Умная лошадь может сдернуть цепь, но защелку открыть не сможет.
Значит, это дело чьих-то рук. Вопрос – чьих. Наверняка не Оделла Притчетта. Оделл не стал бы приезжать ночью, тайком, – это его лошадь, мог бы забрать средь бела дня. И даже если ночью, то приехал бы на грузовике с прицепом и наделал шуму. Конечно, грузовик он мог бросить на дороге, зайти и вывести лошадь. Тогда опять же, почему собаки молчали?
Отвернувшись от злополучной калитки и пустого загона. Рас взглянул на дом.
Рас всегда вставал ни свет ни заря, а Джеральдина – еще раньше. Нет ничего на свете хуже ленивой бабы, считал Рас. При звуке его шагов на крыльце у Джеральдины сжалось сердце: наверняка, как только войдет в дом, потребует завтрак, а она едва успела положить на сковородку бекон. Но еда не готовится за пять минут.
Джеральдина всегда чувствовала, когда Рас заходил в комнату, даже воздух и тот менялся под стать его настроению. Если Рас кипит от гнева, то и воздух накаляется, но даже когда он спокоен (более-менее), кругом витает напряжение. А сейчас полный штиль – большая редкость.
Рас не спеша зашел на кухню. Джеральдина осторожно покосилась на него, но Рас не повернулся. Сам налил себе кофе – тоже неслыханное дело. Мужчина зарабатывает на хлеб, дело жены – налить и подать ему кофе. Джеральдина слышала эти слова столько раз, что знала их наизусть.
У нее все переворачивалось внутри. Муж всегда рвет и мечет, а таким, как сейчас, тихим, расслабленным, видеть его она не привыкла.
– Ты сегодня тише воды ниже травы, – вырвалось у Джеральдины. Она не собиралась начинать первой, просто не вынесла напряжения.
Рас сел за стол, подул на кофе, глянул на жену поверх кружки. Взгляд его был почти ласков.
– И ты, – отвечал он хитро. – Ночью ты была тише воды ниже травы.
Джеральдина смотрела на мужа растерянно. В чем она провинилась на этот раз?
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
