— В каком смысле «одна из»?
— Одна из тех, кто так поступает.
Итак, с трудом веря в происходящее, я прибыл в Митилену. Митилена — большой город со множеством жителей, туристов, магазинов и машин. Я спросил дорогу на station ship, то есть в морской порт, откуда отправлялись паромы в Афины. Люди, как это обычно бывает, говорили мне что-то, пытаясь объяснить дорогу, но я ориентировался по движению рук.
Сюда. Туда.
Когда я пришел в порт, то обнаружил там кучу других афганских мальчишек, проводивших дни и недели в попытках купить билет; каждый раз их прогоняли, потому что сразу становилось ясно, что они не обычные пассажиры, а нелегалы. Я немного занервничал. Сколько же придется ждать мне?
Не пришлось.
Вероятно, благодаря моей чистой одежде, а может, сытому и довольному виду, который бывает у человека, недавно плотно поевшего, или по какой другой причине, когда я подошел к окошку и попросил билет, молодая девушка, сидевшая в кассе, мне ответила: «Тридцать восемь евро». Я сначала даже не поверил, поэтому сказал: «Repeat?» И она повторила: «Тридцать восемь евро».
Я положил в лоток банкноту в пятьдесят евро, полученную от греческой бабушки. Девушка в окошке — миленькая, между прочим, с большими глазами и красивой прической — взяла их и дала мне двенадцать евро сдачи. Я поблагодарил ее недоверчивым thank you и отошел.
Вы даже представить себе не можете лица других афганцев, когда они увидели меня с билетом в руках. Все столпились вокруг. Все хотели знать, как у меня это получилось, а некоторые даже не верили, что купил его я сам. Они говорили, что билет мне купил какой-нибудь настоящий турист, с лицом туриста. Ан нет.
— Как ты это сделал? — удивлялись они.
— Да просто попросил, — отвечал я. — В кассе.
Огромный паром. Пятипалубный. Я поднялся на верхнюю палубу, чтобы лучше видеть горизонт. Каждой клеточкой тела я наслаждался тем, что сижу расслабленно и удобно в кресле, не на коленях в надувной лодке или съежившись в двойном дне грузовика, и тут у меня пошла кровь носом — это случилось со мной первый раз в жизни.
Я побежал в туалет ополоснуть лицо. Подставил голову под струю воды и стоял так, наклонившись к раковине и глядя, как в нее стекает кровь. И тут мне показалось — клянусь, я не знаю, как это объяснить, — что вместе с кровью утекает прочь усталость, песок пустыни, пыль дорог и снег гор, соль морей и тумаки Исфахана, камни Кума и сточные воды Кветты. Когда кровь остановилась, я чувствовал себя замечательно. Так хорошо мне не было никогда в жизни. Я вытер лицо.
Я отправился искать новое место на той же верхней палубе с видом на горизонт. Шагая мимо ряда занятых кресел, я посторонился, чтобы не столкнуться с пробегавшей мимо маленькой девочкой, задел коленом какого-то парня и извинился. Мимоходом взглянул на него, прошел вперед, обернулся, собрался уже идти дальше. Остановился. Пригляделся. Это невозможно, подумал я.
— Джамаль!
Он посмотрел на меня:
— Энайатолла!
С Джамалем я познакомился еще в Иране, в Куме, играя на футбольных соревнованиях между фабриками. Мы обнялись.
— Я тебя и не заметил, — произнес он, — в смысле не видел тебя в порту.
— Я только что приехал.
— Но я тебя ни разу и в Митилене не видел.
— Я на острове только со вчерашнего дня.
— Не может быть.
— Клянусь тебе.
— Как тебе удалось?
— Приплыл на лодке. Из Айвалыка.
— Не может быть!
— Клянусь.
— Вчера приплыл на лодке, а сегодня уже на пароме?
— Наверное, просто повезло. Я уверен.
Мы сели рядом. Болтали все время. Он провел в Микенах четыре дня, но так и не сумел взять билет до Афин и в конце концов дал восемьдесят евро человеку, хорошо говорившему по-английски, чтобы тот купил ему билет. Однако самым худшим было то, что в какой-то момент его схватила полиция. Ага. И теперь у нее есть его отпечатки пальцев.
Мы прибыли в Афины на следующее утро около девяти. Некоторые из пассажиров бегом спускались в трюм за своими машинами, другие обнимались с родственниками на нижней ступеньке трапа, третьи загружали чемоданы в багажники такси и ныряли в транспортный поток. В порту встречали и людей с рюкзаками. Но нас с Джамалем никто не ждал, и мы даже не знали, в какую сторону идти. Но это нас не слишком-то печалило. Просто странно видеть вокруг себя столько расслабленного, спокойного и умиротворенного народа, когда ты единственный чувствуешь себя потерянным. И так во всем мире. Или нет?
— Пойдем позавтракаем, — предложил Джамаль, — выпьем кофе.
У меня оставалось двенадцать евро, сдача от билета, у него тоже какая-то мелочь. В баре, куда мы вошли, нам протянули два огромных стакана кофе, похожего на американо, только еще больше, и пить его надо через соломинку. Я попробовал. Гадость.
— Я это пить не буду.
— Не хочешь — не пей, — сказал Джамаль. — Но держи в руке.
— В руке?
— Как турист. Мы прогуливаемся со стаканчиками в руках. Ведь так делают туристы, да?
Уже вечером мы решили рискнуть. Сели в метро. Каждые четыре остановки выходили и смотрели, где мы. Потом снова спускались и ехали дальше в том же направлении. После третьего захода, выскочив на улицу, мы очутились в большом парке, где гуляли толпы людей и шел какой-то концерт, да, концерт прямо в парке, который, если я не путаю, называется Дикастирион.
Смешаться с толпой — это неплохо, если тебе совершенно нечем заняться. И там мы услышали афганскую речь. Пошли туда, откуда она доносилась, и оказались в центре группы мальчишек, примерно нашего возраста, некоторые даже постарше: они играли в футбол. Вот тебе хороший совет: если когда-нибудь тебе придется вести жизнь нелегала, ищи парки, в парках всегда можно найти что-нибудь полезное.
Мы думали, что вечером эти ребята соберутся домой, тогда мы попросили бы их приютить нас и накормить, тем более что после игры в футбол мы немного подружились. Но с наступлением темноты мы увидели, как сначала один, затем другой, а следом и все остальные идут к деревьям и достают спрятанные под ними картонные коробки. Короче, парк и был их домом. Но мы были голодны, как всегда бывает, когда не ешь уже много часов.
Тогда мы спросили, нет ли поблизости афганского ресторана, где нам дали бы поесть?
— Слушай, ну мы же не в Кабуле. Мы в Греции. В Афинах.
— Спасибо, что напомнили!
Парк был их домом. Стал и нашим. Утром мы проснулись рано, около пяти. Кто-то подсказал название церкви, где нас могли накормить завтраком. Мы пошли туда, и нам дали йогурт и хлеб. На обед можно было пойти в другую церковь. Но там священники разместили ряд Библий на всех языках — на моем тоже — на виду, около входа, и ты должен был прочитать одну страницу из нее, иначе тебе еды не дадут.
