Когда я сел на кровать, мамочка прижала меня к себе и начала тереться об меня. Хотела ли она заняться со мной сексом? Хотела ли, чтобы я был ее маленьким мальчиком? Я почти потерял сознание и просто задыхался от этой жемчужной мамочки и от ее приторно-сладких духов, запах которых перехватил мне горло.
Она легла на спину и потянула меня за собой. Я улегся в позу эмбриона, положив голову ей на грудь. А она вложила мне в рот сосок, чтобы дорогой мертвый Брэдди сделал то, для чего генетически был создан: пососал мамочку.
Я резко выдохнул, мне было ужасно противно. Но даже если я пожалуюсь Санни, он только выкрикнет свое «хей-хо». Слушай, это всего лишь работа, всего лишь еще одно унижение для цыпочки, ты ведь согласился на это.
Деваться было некуда, и я начал сосать.
Потом она заставила меня лечь на себя и, пока ее руки возились с ширинкой, спазматически прижалась своими бедрами к моим.
Я вытащил член. Он должен был быть твердым, но оставался безнадежно вялым. У нас проблемы, мистер Хьюстон. Я плотнее закрыл глаза, чтобы не видеть, кто лежит подо мной. Я пытался фантазировать, хоть как-то абстрагироваться, найти хоть что-нибудь, что заставило бы мой член заработать. Я слушал свой внутренний голос: «О, крошка, дай мне это, маленькая плохая девочка… тебе нравится это, не так ли?., о, крошка, крошка, крошка…»
Слова и мысленные образы в конце концов заставили кровь двинуться в правильное русло. И в следующую секунду я уже вошел в нее, снова плавал в этой реке, и вода, как всегда, была хороша. Раз уж ты попал в реку, то становится неважным, как именно ты туда попал, теперь нужно плыть по течению и ждать приближения водопада.
— Ты любишь мамочку, Брэдди? — она обхватила мою голову и заглянула в лицо.
Господи, хоть бы она этого не говорила. Это сразу же вытолкнуло меня из реки, и я очутился посреди кровати мертвого мальчика Брэдди, на его мамочке, у которой увлажнились глаза. Я не сразу заметил, что она плачет, пытаясь перекачать свою боль прямо мне в сердце.
Мне хотелось закричать, но я не мог этого сделать. Просто не мог.
— Ты любишь мамочку, Брэдди? — спросила она снова.
Ее голос ломался и звенел, как осколки стекла, дикие глаза были полны мольбы к мертвому сыну. Занимаясь сексом с мальчиком-проституткой, она просила о любви своего Брэдди. И Брэдди должен был сказать маме, что он любит ее. Но я не мог выдавить из себя ни слова, до тех пор, пока потребность ублажить ее не взяла верх.
— Я люблю тебя, мамочка, — кое-как выговорил я через заледеневшие губы…
Она вцепилась мне в бедра и начала толкать так сильно, что я даже закрыл глаза. Оставалось только корчить хорошую мину при плохой игре.
Женщина больно надавила мне на грудь. Наверное, ей это понравилось, потому что она начала издавать миленькие сексуальные стоны.
А потом она изогнулась, и я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как она, свесив голову с кровати, блюет на пол. А меня с ног до головы обдало волной тошнотворного запаха.
Она сбросила меня с нечеловеческой силой, а потом спрыгнула с кровати и убежала.
Я остался сидеть на кровати мертвого Брэдди, испачканный выделениями его мамочки, а вокруг стоял запах ее рвоты. Прекрасно.
* * *
В ужасе, в котором только может пребывать десятилетний мальчик, я выбежал из гардеробной, пробежал по коридору и выскочил в заднюю дверь.
На двор выводил длинный пандус, который мог бы стать лыжным трамплином, если бы в Хайтауне выпадал снег. Но в Алабаме не бывает снега.
Я проскользнул через стеклянную дверь и побежал прямо на задний двор. На улице было жарко. В наших краях никогда нельзя угадать, насколько сильно охлаждает воздух кондиционер в помещении, пока не шагнешь в пекло на улице.
Я остановился, прислушался. И обнаружил маму. Она плакала…
Я еще не видел ее, только слышал тоненькие всхлипы, но мне сразу полегчало и стало немного стыдно: маме плохо, у нее какое-то горе, а я так счастлив.
Моя мать сидела под гигантской сосной, содрогаясь от рыданий. В следующую секунду я уже держал ее за руку, а она смотрела на меня с глубокой печалью во взоре. Я обнял ее, и она обвила меня руками в ответ, словно переливая в меня свое горе, словно жалуясь мне на нелюбовь.
Постепенно ее рыдания стихли, и мы, рука об руку, пошли в дом, разговаривая о том о сем, ни о чем, просто так…
Мы с мамой пекли печенье — сбивали, просеивали, отмеряли. Запах шоколада, ванили и растопленного масла таял в воздухе вокруг меня, все больше сгущаясь. Я облизывал миксер, предвкушая райское наслаждение. Оставалось только дождаться, пока первый горячий ароматный кусочек взорвется на языке и вспыхнет мимолетная боль от ожога. Надо было только подождать в тишине.
* * *
Мы закончили? Или нет? Я вылез из постели, старясь не наступать на рвоту на полу, вытащил конверт из кармана шорт мертвого Брэдди и потрогал сто долларов. Мне сразу стало лучше. Обычно я хотел чаевых, и, Господь свидетель, я их честно зарабатывал, но сегодня я чувствовал себя как дайвер, слишком быстро погрузившийся на глубину. Внутри у меня все дрожало, и казалось, что, если я немедленно не выберусь из этого дома, мой мозг просто взорвется.
Я скинул одежду Брэдди, влез в свои расклешенные брюки и облегающую футболку с Джими Хендриксом, вбил ноги в красные ботинки и положил наличные в карман. Обычно я делал это с удовлетворением, радуясь заработанным сексом деньгам, но не сегодня.
Я выскочил из комнаты Брэдди, как зараженный сперматозоид. Но я не мог пока уйти. Мне надо было удостовериться, что с клиенткой все в порядке.
Я прошел на цыпочках через коридор и заглянул в спальню. Там царила кромешная тьма, в которой я услышал тихие всхлипывания.
— Э-э-э… Извините меня… У вас все в порядке? — осторожно спросил я.
Всхлипывания усилились.
— Э-э-э-э… Я просто хотел удостовериться, что с вами все нормально, — на этот раз сказал я громче, просовывая голову в глубину комнаты.
Никакой реакции.
— Вам не надо… Вы уверены, что с вами все хорошо? — повторил я громко, зная, что она слышит меня.
Она вскинула голову, как голодная черепаха, которую потревожили во время еды:
— Тебе нужны еще деньги? Это то, что ты ищешь? Деньги лежат на столе в комнате, возьми сколько хочешь, только, пожалуйста, просто уйди… у нее было опухшее, красное, сумасшедшее лицо, как у леди Макбет в самом конце, когда она пытается вытереть это чертово пятно…
Мне казалось, что я наблюдаю за раненым животным, истекающим кровью посреди дороги. В таких случаях следует остановить машину, выйти и помочь. Не так ли?
— Вы уверены, что не хотите…
— Уйди, наконец. УЙДИ!
От ее вопля у меня кровь застыла в жилах, и я помчался по коридору. Но даже сейчас я не забыл о деньгах.
