— Поговаривают, будто Флейшман всаживает ему по самое не хочу, — тем не менее гнусавил тот. — Ты, случаем, не слышал, седло у нашего чемпиона еще не хлюпает? Что ж там за «сок» такой, а, Патруль? Тебе небось тоже перепадает?
Азафран продолжал фантазировать. После холодных ранних заездов, зачастую пронизанных снегом, ледяным дождем и комьями замерзшей грязи, солнце дарило гонщикам ту восхитительную весеннюю свежесть, что пробирает вас до самых костей. Некоторые спортсмены жару недолюбливают. Патруль, как и Саенц, упивался ею. Она его просто оживляла.
Пока что основная группа не прониклась в полной мере духом состязания, но уже еле заметно начинала входить во вкус. Настоящая схватка ожидалась впереди.
— О, вижу, ты малость изменил позицию. Это Флейшман тебя научил, так аэродинамичнее, что ли? А может, просто-напросто вентилируешь свой драгоценный зад? Остужаешь, чтобы не перегрелся?
Природа блаженствовала. Это изумительное чувство, казалось, разделяли все: орлы, что парили под самыми обрывками сияющих облаков, голуби, воркующие на ветвях деревьев, и даже мелкие птахи, которые суетились и перепархивали с куста на куст.
— Лично я бы никогда не вляпался в такую дрянь.
Можно подумать, кого-то волновало, во что именно он бы вляпался. Дорога вокруг как бы сама собой опустела: одни незаметно отстали, других понесло вперед разузнать, что к чему. Меналеон, похоже, окончательно погряз в собственном озлобленном мирке. Между тем Азафран украдкой огляделся: нет ли поблизости мотоциклов с телеоператорами или журналистов.
— Нет, ну, право слово, где еще место дерьму, как не в заднице? Вы-то как, с Акилом? Делитесь? То-то я смотрю, маленькая де Зубия дует губки — поди, вниманием обижена. Не переусердствуйте, парни, с этой дурью и быстрой ездой. Шлюшка ведь может и обидеться…
Патруль не особенно прислушивался. Его не интересовало, к чему клонит собеседник. Реальное окружение куда сильнее занимало мысли гонщика. Покатый спуск окаймляли еще не одетые листвой деревья, а между ними, почти у дороги, темнели валуны размером с автомобиль. И как они только сюда попали? Судя по виду — скатились во время обвала в горах. Но гор-то здесь как раз и не было, разве что волнистые холмы. Откуда же столько громадных обломков?
Вот еще одна гранитная глыба вынырнула у правого поворота. Пора. Вроде бы Меналеон употребил слово «шлюшка»? Азафран разбираться не стал. Незачем. Он замахнулся, от всей души врезал костяшками пальцев по виску ненавистного болтуна, перехватил закачавшийся велосипед и направил его в нужную сторону. Глыба довершила работу. Раздался громкий хруст, как будто сломалось молодое дерево. Патруль решил не оглядываться.
Впрочем, последствия оказались не столь ужасными: небольшое сотрясение мозга, после которого у Меналеона неделями раскалывалась голова, расщепление локтевой кости плюс обычный в таких случаях перелом ключицы. Врачи сулили гонщику возвращение на трассу если не к «Тур де Франс», то уж точно к началу «Мировой». Тренер пострадавшего мечтал упрятать Азафрана за решетку до скончания дней, однако не нашел ни единого свидетеля. «Бедняга внезапно потерял управление и врезался, — пожимал плечами Патруль. — Почти как Потоцкий, правда, не так талантливо…»
Едкая реплика тут же дошла до ушей Меналеона. Что ни говори, бывают ситуации, когда приятно добить лежачего.
Восемнадцатый этап
В конце заезда Париж — Рубаи Азафран получил таинственное приглашение. Автор, не пожелавший подписаться, звал его выпить вместе кофе в окрестностях Лепса. Фальшивый обратный адрес, «Эль Десфиладеро де Деспеньяперрос», позволял предположить: письмо отправлено из Андухара.
Даже в пыльных, непримечательных городах встречаются порой такие странные заведения, где кофе настолько тягуч и бесподобен, что хочется выдавливать языком аромат из каждой капли, а вкус пирожных непристойно изумляет, будто шелковое белье под монашеской рясой. К чашечке черного, бархатистого напитка Патруль взял нечто, щедро политое шоколадом и посыпанное имбирем.
Пару минут спустя в дверях появилась коротко стриженная брюнетка в расхлябанных ботинках и с ядреной самокруткой в зубах. Особа плюхнулась рядом с Азафраном, не спросив разрешения. Не успел тот учтиво приподнять брови, как услышал:
— Чего пялишься, рожа наглая?
Гортанный голос, похожий на дикий мед. Мужчина потянул носом запах сигарет и «Битчи Вирбуно». Габриела. В глазах сеньоры Гомелес мелькнула благодарная улыбка, но сразу погасла — возможно, из соображений конспирации. Дабы не привлекать внимания.
— Слушай, — прошипела собеседница, — у нас минут на пять, не больше. Если повезет, я даже спасу твою задницу. Хотя это не главное…
— От кого или чего? Я не боюсь.
— Ну так бойся, — произнесла она серьезным тоном, словно и впрямь заботилась о его участи. — Знаешь, ты был прав тогда, в Андухаре. Во-первых, дело передали вышестоящим инстанциям, якобы потому что я женщина и нуждаюсь в защите. А затем приходит анонимное предупреждение.
— Ну и?..
Габриела впервые заглянула ему в глаза.
— Тогда ты очень отважная.
— Фигня. Мне просто некуда бежать.
— Брось это дело, — промолвил гонщик. Может, конечно, он и сам находился в опасности, но дама, она-то в чем провинилась? — Зачем тебе жертвовать карьерой? Не лезь на рожон.
— И что ты предлагаешь?
Патруль прикусил язык. Наверное, у женщин тоже есть своя гордость.
А детектив продолжала:
— Всегда найдется вход. Ну, в смысле — внутрь, под кожу. Вот почему я выбрала для разговора именно тебя. Подскажи какой.
Азафран пожал плечами:
— Те парни, которые умерли, действительно смахивали на обколовшихся, но только ни на чем не «сидели». Сейчас такие мудреные тесты: дай ученым каплю урины, и через полчаса все будут знать, каким гелем для волос ты пользуешься. Покажи кровь на дне пробирки — назовут и твой почтовый адрес, и время, когда взяли пробу, с точностью до часа…
Габриела демонстративно подавила зевок.
— В общем, — торопливо подытожил Патруль, — никакой химии, сто процентов. Здесь что-то другое. Гипноз? Вряд ли. Понимаешь, тело профессионального гонщика, достигшего вершин, — это ужасно сложный психосоматический комплекс: эндорфины там, энкефалины, паранойя, деньги… Волшебная диета? Я бы поверил, но слишком уж похоже на сюжет комикса. Так что и не знаю…
Мужчина вздохнул. Ничего не поделаешь. Человеку не дано изменить участь ближнего — ни в начале жизни, ни посередине, ни под конец, никогда. А свою? Подчас ощущаешь себя водителем автобуса в дурном кошмаре, где руль переставлен на крышу, причем наполовину вывернут набок, и перед глазами пляшет вовсе не тот участок дороги, который нужен, и мозг судорожно пытается припомнить, а то и придумать, что же там, под колесами.
— Вот что я скажу, сеньора Гомелес. Допинг не по моей части. Мне повезло. Я одарен от природы и не обязан торговать собой. Только не подумай. Я уважаю проституток. Сейчас речь, разумеется, не о тех, которые превратили свое тело в источник доходного бизнеса вроде мотеля: тут вход, там выход, вот вам правила, расценки вывешены в холле, что пожелает кушать богатый клиент, а сама ведет себя так, будто работает официанткой, а не поваром… ну, ты понимаешь, да?
