Посмотрев в умоляющие глаза Карася, Вадим крякнул:
— Ладно, иди… Что с тобой делать? Отдельную комнату тебе выделить, звуконепроницаемую?! Или психотерапевта за счет компании?
Карась начал выходить с виноватым видом, но, встретив Леру в дверях, тут же приободрился.
Последнюю фразу Лера услышала.
— Вы это серьезно?
— Ну а что делать… Надо навести справки — вдруг это лечат. Может, ему в детстве запрещали ругаться, а теперь вот что вышло…
Вадиму совершенно не хотелось работать, но до половины седьмого нужно было как-то скоротать время. Он взял справочник, чтобы самому найти нужные телефоны — и таким образом все же на несколько минут оттянуть работу. На первых страницах попалась реклама медицинского центра: массаж, лимфодренаж, акупунктура от стрессов. «Вы попали в круговорот современной жизни и чувствуете, что медленно скатываетесь вниз, не в силах бороться?..» «Ого, это про меня», — подумал Вадим. Учреждение находилось на крайнем юге Москвы, и целесообразнее было найти что-то поближе. Обнаружив раздел «Иглотерапия», Вадим принялся его изучать. Идея висящих по всему телу иголок всегда казалась ему интересной. К тому же, жена говорила, что официальная американская медицина давно акупунктуру признала. А в далекие советские годы в госинтернате, где Маша ребенком лечилась от сколиоза, их тоже обвешивали иголками. За «Иглотерапией» как раз шел раздел «Интернаты». Вадим стал выискивать в списке Машино заведение, но ничего похожего не нашел. Был только интернат «для детей с физическими недостатками». Находился он за пределами города и не мог быть тем самым, где жена провела целый год с неизменным мешочком двушек — для звонков из таксофона домой по пять раз на дню. Вадим поразмыслил над тем, что такое могло быть «физическим недостатком». Кретинизм — это физический недостаток или неврологический? Скорее, последний. В таком интернате живут, наверное, дети с врожденными дефектами и уродствами. Вадиму тут вспомнилось, как ужаснулась Маша, подсчитав, когда именно она забеременела: оказалось, дело было в Крыму, где они вовсю наслаждались местными винами.
Он набрал номер. Два раза трубку бросали, затем весьма грубо осведомились:
— Что вам?!
Вадим попросил директора.
— Заведующей нет, — женщина не склонна была продолжать разговор.
— А это вам спонсор звонит, — развязно заявил Вадим, решив, что именно так и подобает говорить спонсору.
Женщина в телефоне вдруг оказалась заведующей и вдобавок довольно приятной собеседницей. Договорились, что Вадим навестит интернат на следующий же день. Ему осталось лишь дотянуть до вечера и поспешить к маленькому семейному торжеству.
Дома он появился значительно позже, чем было задумано; Маше и Кольке пришлось поужинать без него. Освободившись от пиджака, Вадим как всегда бросил его на первый попавшийся по пути предмет. Приближаясь к гостиной, он увидел стаканы на столике, пепельницу, эффектный излом Машиной руки с сигаретой…
Входя, он предотвратил всеобщее вскакивание и суету:
— Прошу прощения… вы продолжайте… я тут присяду, в себя приду — и плавно вольюсь в беседу.
— Совсем заработался, — ласково прогудел Колька, провожая его глазами до успешного приземления на диван.
— Давай я налью тебе выпить, — самоотверженно предложила Маша.
Прерванная беседа продолжилась. Как оказалось, они обсуждали права человека. Маша озвучила следующую позицию: в принципе, можно было бы рассмотреть возможность гуманно уничтожать дефективных людей, если бы не угроза фашизма. Поскольку определение дефекта со временем может расшириться. Колька же предлагал ей представить, что угрозы фашизма не существует, и спрашивал, можно ли тогда прямо сейчас убить хотя бы совсем дефективных. Маша же говорила, что это не то: она хотела сказать, что понятие прав используется неумеренно. И если так пойдет дальше, то скоро решат, будто умершие тыщи лет назад люди обладают правами. И придется отобранные у них сокровища вернуть в пирамиды и замуровать там навеки. Затем разговор перешел на аборты. С одной стороны, смерть невинного существа. С другой — некоторые сложности в жизни виновного. Виновного в том, что руки не дошли до презерватива. Колька склонялся к тому, что решение должно быть в пользу невинного. Маша не отрицала. Сошлись на интуитивно понятном: действие может быть плохим и неправильным, даже если оно не затрагивает понятие права. К примеру, плохо выкидывать труп дедушки на помойку вместе с пакетами от кефира, хотя у этого трупа юридических прав быть не может…
Вадиму же такие разговоры казались лишенными субстанции. Он не знал, что это были важные и нужные разговоры, — цивилизация подвигалась к прогрессу за счет подобных дебатов. Слушал он невнимательно. Разглядывал Кольку, отмечал изменения. Морщины на лбу — раньше их не было. Передний зуб — отколот кусок. После того как Вадим украдкой зевнул, Маша загадочно улыбнулась, встала и двинулась к выходу:
— Я вас оставлю — наверное, есть о чем поговорить. Если что, зовите.
Она ушла, и Колька открыл было рот. Но раздалось пиликанье, и Машин голос сообщил по интеркому:
— В холодильнике есть свежий креветочный салат. Привет.
Вспомнив, что пропустил ужин, Вадим отправился за креветками. Принес их, распаковал соус, разрезал лимон. Вдвоем с Колькой они соорудили на столике аппетитный натюрморт: креветки, паштет, сыры, крекеры. Колька заметил:
— Да, все-таки ты пошире стал… Семейная жизнь, борщи, блины… Заматерел.
— Да и ты, видно, не голодал в джунглях. Я-то думал, ты отощаешь…
Колька и в самом деле заметно поправился. Они обменялись ехидными взглядами. Чокнулись:
— За встречу.
Начали макать креветки в соус и есть. Колька повествовал о своих приключениях: что он видел, где побывал, кем был укушен. Рассказывал, расплываясь улыбкой по бороде, об одной юной аборигенке. Сокрушался, что не успел проявить пленки. По какой-то непонятной причине Вадиму было с ним теперь не очень уютно. Как будто это был вовсе не Колька, а какой-нибудь Колькин клон или имперсонатор, как бывает иногда в фантастических фильмах. Вадиму даже казалось, что Колькин взгляд отражался странным образом от влажного тельца креветки и падал ему на лицо, отчего чесалась щека. Он, правда, отнес все это на счет усталости. Да и — шутка ли — столько не видеться.
Пока Вадим думал об этом, Колька откашлялся и, ласково боднув друга взглядом, сказал:
— Рассказывай, что ли.
Интонация вышла особенной, и Вадим тут же напрягся:
— В смысле?
Колька сложил губы дудочкой:
— Да я так сказал, может, ты че рассказать хочешь.
Рассмотрев зачем-то Колькины брюки защитного цвета (множество карманов и клапанов), пушистый свитер (высокая горловина), Вадим прокомментировал его внешность:
— Между прочим, со временем ты все больше приобретаешь… Не знаю даже, черты или выражение — такого самодостаточного человека. Чего-то важное знающего… как бы так свысока на все дрязги смотрящего… Это ты у аборигенов набрался мудрости?
