Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
Лена переоделась в старый спортивный костюм, который еще весной собиралась выбрасывать из-за того, что он ей стал тесен. Сейчас костюм сидел на ней — не сидел даже, скорее висел, — свободно, как год-два назад, когда она только готовилась к поступлению в институт, день-деньской сидела за учебниками и вдобавок занималась с репетиторами. Но и тогда она выглядела гораздо лучше, чем сейчас. Полковника больно кольнуло в сердце — то ли жалость, то ли тревога.
— Устала? — сказал он, присаживаясь на неразобранный диван.
— Ничего, нормально.
— Мать беспокоится за тебя.
— Делать ей нечего.
— Я тоже беспокоюсь.
— И тебе нечего делать. Чего это вы такие беспокойные стали? Я тебя месяцами не видела и то не беспокоилась…
Вот и все. Анисимов не знал, что говорить дальше. Он боялся, что опять совершит «тактически неграмотные действия», из-за которых пострадают люди, в данном случае — родная, горячо любимая дочь.
Он взял с ее стола какой-то учебник, уставился на обложку, подбирая в уме правильные, мудрые слова. Постепенно до него дошло, что он держит в руках вовсе не учебник, а какую-то книжку на английском языке, изрядно потрепанную. Из названия ему удалось разобрать только слово Chemical — химический.
— Ты что, английским увлекаешься? — удивился он. — Или химией?
— Это не я, — сказала Лена, отбирая у него книгу. — Это Дима, он… Короче, забыл у меня в сумке.
— А кто такой Дима? Английский химик, что ли?.. — Полковник дружелюбно улыбнулся. — Или химический англичанин?
Шутка Лене явно не понравилась.
— Он учится на химфаке, — сказала она сухо.
— А как же Петя?
— Какой еще Петя?
— Ну ладно, не Петя. Витя. Гриша. Саша… Мать говорит, у тебя пол-университета в дружках отметилось. А теперь вот еще какой-то Дима с химфака… Как его фамилия?
— Кравцов. Дмитрий Алексеевич Кравцов, год рождения 1980-й, русский, семейное положение — холост. Проверяй на здоровье, копайся в его прошлом!.. — Она шмыгнула носом. — Мы с ним уже два месяца вместе. У меня больше никого нет, если хочешь знать. И никто мне больше не нужен…
— И эти два месяца тебя почти не бывает дома.
— У тебя учусь.
— Я работаю, Лена, — сдержанно сказал Анисимов. — Не на танцах гуляю. Ты же знаешь, у меня серьезная служба…
Он осекся. Что теперь осталось от его службы?
— Танцы, манцы, прижиманцы!.. — Дочь нервно рассмеялась, подняв глаза к потолку. — Я же не в восьмом классе!
— А что? — нахмурился полковник. — Танцы уже в прошлом? У вас теперь более серьезные занятия? Какие? Секс? Наркотики?
— Ну, начинается…
— Мать сказала, что нашла у тебя в кармане какой-то порошок. Что это было?
— Не знаю. Сахарная пудра с печенья просыпалась. Вы с матерью спите и видите, что я беременная наркоманка… какая-нибудь тупая грязная шлюха! Достали вы меня, слышишь? Достали!
На этот раз Анисимов не сдержался и влепил ей пощечину. Словно черт дернул, влепил и тут же пожалел — зачем?.. Но Ленка изумила его. Она даже в лице не поменялась, словно только и ждала этого с первой минуты. Хмыкнула, уселась на стул, отвернулась к окну и, включив настольную лампу, стала читать.
Анисимов постоял посреди комнаты, постоял, потом вышел. Тактически неграмотные действия, вертелось у него в голове. Вот оно как.
Москва
Лисицин опрокинул в себя сотку «Русского стандарта» и лихо хлопнул стопку о мрамор барной стойки — будто печать поставил. Стекло лопнуло, и он смахнул его на покрытый ковролином пол. Шумно выдохнул и жадно поднес к губам высокий стакан с пивом. Его кадык ритмично двигался вверх-вниз, густая пена сползала на верхнюю губу и щеки. Сам Пит не обращал на это внимания, а сидевший рядом Соболь широко улыбался, обнажая неровные зубы.
— Чего лыбишься? — Пит опустошил пол-литровую емкость, пальцами смахнул пену с лица и взял с тарелки бутерброд с балыком. — Нам бы такую жратву, когда мы на Севере срока разматывали! Эти, нынешние, параши не нюхавшие, на все готовенькое пришли! На нашем горбу в рай въехали. Так, Вовчик?
Последний вопрос он задал рыжему бармену, спешно готовившему еще несколько бутербродов. Тот принужденно улыбнулся и кивнул. В глаза страшному посетителю он старался не смотреть, и Питу это нравилось.
— Что, брателла, — он похлопал Соболя по плечу. — Давай пей и пошли. Фитиль ждать не любит. Да и нам без понту опаздывать. Надо поддерживать свое реноме. Слыхал словечко такое иностранное?
— Не, не слыхал, — Соболев подхватил с блюдца лимонную дольку и тоже опрокинул в себя стопарь. Зажевал цитрус вместе с кожурой, сунул в пасть бутерброд с копченой колбасой и мгновенно перемолол.
— Вот то-то! — нравоучительно улыбнулся Пит. — Учись, пока я жив!
В пиджаке у Лисицина затренькал мобильный телефон. Вор спрыгнул с высокого табурета и, выудив аппарат из кармана, отвернулся.
— Да. Ну наконец-то! Где вы пропадали, раздолбай? — с ходу накинулся он на невидимого собеседника. Бармен Вова поспешно удалился, чтобы не услышать лишнего, а Соболь понял, что Пит разговаривает с Бритым. Тот должен был разобраться с группировкой Гули, внаглую залезшей на привокзальную площадь.
— Ладушки, Что там у вас? Что?.. А Гуля? Какие вокзальные, дебил? Чего ты несешь? С кем тереть?! Найдите Гулю и перетирайте все темы только с ним. А тех на хер посылайте. Всех! Давай, Бритый, шевелись, шевелись… Че ты как замершая курица? Давай… И я жду звонка. Все. Расход. — Закончив переговоры, Пит вновь развернулся лицом к Соболю. — Ну, придурки! — Он недобро прищурился. — Я им говорю, прищучьте Гулю, а они там с какими-то козлами хороводы водят. Ты допил уже?
— Допил.
— Ну, отрывай жопу-то. Поехали.
Лисицин, а вслед за ним и Соболев двинулись к выходу из бара с символичным названием «На троих». Когда-то это была рюмочная, где на полновесный советский рубль выдавали полстакана водки и заветренный бутерброд. Долговязый и наглый подросток, живущий поблизости, проводил здесь времени гораздо больше, чем в отчем доме. Возможно, именно старая убогая рюмочная и вывела Петю Лисицина на большую дорогу. Во всяком случае, теперь он предпочитал эту точку лучшим кабакам и барам Москвы. Возможно, тут играли свою роль ностальгические воспоминания юности, возможно, многолетняя привычка, возможно, то, что местная обслуга хорошо знала Пита, а потому обслуживала всегда за счет заведения. Для далеко не бедного, но скупого Лисицы это тоже было немаловажно. «Дармовщинка — всего слаже», — любил говаривать он.
Вор и его пристяжь вышли из прокуренного помещения на свежий воздух и направились к приткнувшемуся прямо под знаком «стоянка запрещена» «Мерседесу». Пыж терпеливо дожидался их возвращения, сидя за рулем лимузина.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
