Он натыкался на кучи ветхого тряпья, огромные шевелящиеся кучи, под которыми копошились крысы.
Он едва не утонул в подземном болоте, куда привел его просевший и полуобвалившийся тоннель. Хотя Леший допускал, что это был не тоннель, а обычная пещера… а тоннели давно закончились. Болото светилось, как лампа дневного света, прикрытая черной тканью.
Где-то между четвертой и шестой «пробудками» он наблюдал шествие подземных троллей с красными фонариками вместо глаз и сделал вывод, что вооруженные ночхи выглядят гораздо страшнее.
Он еще дважды встречал урода, который привел его сюда, и, поскольку Леший уже знал, что свет включать нельзя, все прошло благополучно. Они даже обменялись парой фраз, словно двое шапочных знакомых, случайно пересекшиеся на пляже в Ибице. Вспомнить, о чем они говорили, Леший потом не смог. Да и говорили ли они на самом деле?…
Но в сознании застряло слово: Минусовка. Оно что-то напоминало Лешему, что-то, связанное с эстрадой и песнями… с фанерой почему-то. Но нет, это было не то. Минусовка – это как название деревни, населенного пункта. Трудно объяснить… Все, что окружало Лешего в те дни, было – Минусовка. И здесь были свои жители, местные, назывались – минусовцы. Возможно, они жили здесь еще со времен палеолита. Правда, Лешему с ними лучше было не встречаться. Это тоже застряло в мозгу. И еще застряло: надо почаще смотреть вверх.
Леший старался ни с кем не встречаться и смотрел вверх. И однажды увидел над собой пятно неправильной формы. На фоне непроглядного мрака оно казалось светлым, ну… почти светлым. Светло-серым во всяком случае. Это была дыра в потолке. Дорога на верхний горизонт. Там тоже темнота, но не такая мертвая, не такая кромешная. Родная темнота. Потолок был невысокий, два метра с небольшим. Леший, который к тому времени не смог бы, наверное, и прикурить самостоятельно, так и не залез туда.
Он продирался через сырые пещеры, потом протиснулся сквозь пролом в бетоне и оказался в очередном рукотворном тоннеле, где путь указывали мигающие огоньки. Вдоль стен струились толстые резиновые канаты, похожие на змеиные туловища, прикованные к стенам металлическими скобами. Внутри этих тел, тщательно скрытая от постороннего взгляда, пульсировала сложная, непонятная гаснущему разуму Лешего жизнь. Он касался каната рукой – и видел картины. Иногда это было интересно, иногда было гадко и страшно. Леший давно перестал удивляться, он шел по огонькам, морально готовый увидеть в конце тоннеля хрустальный гроб с уснувшей Белоснежкой.
Но вместо этого он наткнулся на дверь. А на стене над дверью был приклеен комок жвачки. Жвачка была еще свежая.
Глава 3 Рок-н-ролл в степи
14 сентября 2002 года. Москва
После ливневых дождей и спада жары, когда погода, казалось, окончательно повернула на осень, неожиданно вновь началось пекло: то ли вернулся август, то ли выдалось небывало страстное бабье лето.
Если на Тверской народу и поубавилось, то незаметно, а вот гостиницу «Интурист» разобрали полностью, будто выдернули нелепый зуб из ухоженной челюсти главной улицы России. Чтобы образовавшаяся дыра не смущала москвичей и гостей столицы, ее закрыли огроменным красочным рекламным щитом, который, как и все его собратья, призывал что-то покупать.
Плакаты отражают суть своих времен. В новейшей истории страны большинство ее жителей молилось не вождям партии и государства, а богу Меркурию. Всевластие последнего наглядно проявлялось при сравнении числа прихожан в Храме Христа Спасителя с ненасытной и жадной толпой на ярмарке в Лужниках. Количество магазинов, бутиков, киосков, ларьков, торговых павильонов, выносных прилавков и тому подобных алтарей мамоны в мириады раз превысило число библиотек.
Но книжный лоток на кишащей торговыми точками Тверской несколько уравновешивает эту несправедливость.
– А есть эта… «Наблюдением установлено»? – спрашивает круглолицый жлоб, растолкав приличную, тянущуюся к познавательным книгам публику.
– Ну этого… Сперанского?
Продавца, известного завсегдатаям как дядя Леша, буквально передергивает. Кто такой Сперанский? И что он знает о наблюдении? Ну, заглянул пару раз в замочную скважину… И что он своим наблюдением установил?
– Продали твое наблюдение! – мрачно бурчит дядя Леша и нехотя добавляет: – Подходи завтра, принесу…
По вековечному закону несправедливости, книги подглядывателя в замочные скважины разбирают, как горячие пирожки, а он, Алексей Семенов, получает зарплату с выручки и вынужден продавать их, как бы ни относился к их содержанию и автору.
Новым знакомым Алексей Семенов представляется отставным полковником, а ныне редактором крупного издательства. Иногда, чтобы усилить впечатление, переходит на доверительный тон и понижает голос:
– Приходится и самому книжки пописывать… Только фамилию не позволяют ставить… Про литературных «негров» слышали?
Если собеседник оказывается человеком читающим, хотя такое в век телевизионной дебилизации происходит все реже, он восторженно поднимает брови и непременно расспрашивает: за кого именно пишет Алексей Федорович? Тот без запинки называет несколько известных фамилий.
– Как, и это все – вы?… – вопрошает пораженный собеседник.
– Ну, и я в том числе, – скромно отвечает Алексей Федорович. – Обычно работает целая бригада.
Разоблачить его выдумки собеседнику сложно. Семенов действительно хорошо разбирается в военных пенсиях и современной литературе. Бывший сотрудник КГБ, бывший методист Хорошевского роно, бывший преподаватель физкультуры в строительном ПТУ, бывший военрук школы № 52, бывший член КПСС, бывший муж своей жены, бывший, бывший… кем только ни бывший Алексей Семенов вот уже второй год торгует книгами на улице.
Лоток его, заваленный пестрой продукцией тех самых знаменитых авторов, скромно стоит на углу Тверской и Садового кольца. Да вы наверняка видели его, выходя из подземного перехода станции «Маяковская»: мужичок лет под шестьдесят, синяя «гавайка», широкие штаны, темные очки, прямая спина – это он и есть. Темные очки он не снимает ни весной, ни осенью, даже зимой, если хоть чуть-чуть солнышко выглянет. Прячет глаза, чтобы не засекли направление взгляда.
Свою первую профессию сотрудника службы наружного наблюдения Алексей Федорович не забывает. Хотя давно уже на органы не работает. То есть… Работает. Но не на органы государственной безопасности, а на внутренние органы. В смысле, не на органы внутренних дел, а на собственные органы, которые внутри. Печень, почки, сердце… К старости Алексей Федорович стал мнительным, да тут еще по телевизору каждый день болячками пугают… Вот и ходит раз в месяц под неряшливый плакат «Экспресс-диагностика» – здесь же, на «Маяковской». Бывшая докторша Тамара в мятом мясницком халате получает свои двести рублей и тычет пальцем в подслеповатый экран допотопного монитора:
– Видишь, у легких какой коэффициент? А линию давления видишь? Вот то-то! Давай лечись, пока не поздно, да через месяцок опять приходи, проверим…
