По мере того как северянин рассуждал, глаза священника разгорались — он уже видел воочию себя аббатом. Фомас кивал и хлебал попеременно — иногда, сбиваясь с ритма, викарий забрызгивал пивом и без того грязную сутану.
— Так вот, — продолжал Ренган, — прежде всего тебе понадобится серебро. Много-много крон, верно?
— И ты, конечно, знаешь, где их раздобыть? — прищурился клирик.
— Я приглашаю тебя компаньоном в очень выгодное дельце. Понимаешь? Не посредником, а компаньоном, а это уже совсем иные расчеты между нами пойдут. Сегодня ты убедился, чего стоит ваша братия, епископ и его прихвостни. Зачем же за них держаться?
— Что ты предлагаешь, говори яснее! — потребовал Фомас.
— Я готов открыть тебе тайну. — Ренган задумался, собеседник ждал. — Если ты со мной.
— Не богохульствуй! — строго заметил горец. — Или тебе взбрело в голову, что я подбиваю к измене Церкви? Нет, ничего подобного, напротив — твои труды послужат к вящей ее выгоде. Сделаем так… Ты сейчас купишь у Мерта еще кувшин этой дряни, которую здесь зовут пивом, и поднимешься ко мне. Я остановился там, где и обычно.
— Я помню.
— Поднимешься, убедишься, что рядом никого, и тогда постучишь. Я хочу показать тебе кое-что интересное, но не хочу делать этого здесь, в зале. Иди за пивом, а я пока приготовлюсь.
4. Большие планы
Кувшин Фомас тащил, прижимая к груди, словно возлюбленного первенца. От пережитых треволнений, да и от выпитого, клирика слегка качало, ноги в самом деле ощутимо подрагивали. Тем не менее он довольно бодро преодолел подъем и двинулся к дальней двери. Хотя коридор был абсолютно пуст, Фомас старательно вертел головой, следуя инструкциям — убеждался, что никто не следит. После нападения в переулке клирику повсюду мерещились разбойники. Перед угловой комнатой священник остановился и, перехватив половчее кувшин, постучал.
— Это я, Фомас!
— Рядом никого? — Голос наемника прозвучал из-за двери глуховато.
— Никого!
— Тогда входи, — велел Ренган. — Дверь не заперта.
Священник толкнул дверь и бочком протиснулся в комнату. Поставил кувшин и запер дверь на засов. Потом обернулся и поглядел на северянина. Тот сидел на кровати с обнаженным мечом в руках. Рядом с ним, накрытые мешковиной, лежали какие-то предметы — тряпка очерчивала их контуры.
— Подойди глянь, — пригласил Ренган, мечом откидывая ткань.
Фомас послушно подошел и посмотрел. Едва осознал, что именно лежит перед ним, руки сами собой потянулись пощупать.
— Гляди, гляди, — поощрил приятеля солдат, вкладывая меч в ножны. — Это и есть мое предложение. Нынче, продавая твоему епископу левую руку, я только хотел убедиться, что дело стоящее. Триста крон… да я наверняка продешевил! Знаю я вас, «нижних», вы всегда перехитрите… Словом, Фомас, я предлагаю тебе треть от того, что сможешь выручить. Не спеши с ответом, подумай. Погляди, у меня много товара, даже башка есть!
— А чего мне думать, — объявил клирик, поднимая лишенную волос голову и осматривая жутковатый трофей со всех сторон, — я согласен. Такие предложения выпадают раз в жизни, и чтоб я отказался?! Э, Ренган, да это женщина! Смотри, какие виски тонкие! И скулы, и губы — точно женские…
— Женщина? — Наемник смутился. — Никогда прежде баб не убивал.
Священник едва не выронил от неожиданности голову.
— Убивал? — сипло повторил он. — Ты что же, хочешь сказать, что… Но ведь это…
— Ага, — осклабился Ренган, — это вовсе не останки блаженного Гэрфина, ты верно догадываешься.
— Но кто же это? Что же это… было?
— Тебе приходилось слышать о Темных Богах?
— Церковь считает, что они — выдумка, — неуверенно возразил Фомас.
— Выдумка? Не прошло шести недель с тех пор, как я своими руками убил эту выдумку. Она хотела уничтожить мой клан, и я ее убил. У нас, в горах, нравы простые. Если убиваешь — то убивай… или жди, что прикончат тебя. Послушай-ка, я расскажу тебе об этих выдумках. Такого в твоих книгах не прочтешь.
И Ренган поведал священнику то, что без всяких книг передается из уст в уста от отца к сыну, от дедов к внукам — там, в суровых горах Севера. Поведал о прежних временах, когда еще не было королей и императора, когда еще не пришли с юга сладкоречивые проповедники, когда нравы были просты, а люди доверчивы. Тогда родом человеческим правили Темные Боги, питавшиеся жертвенной кровью. Чтобы удовлетворить алчность владык, мужчины ходили в набеги, и немало пленников закончило жизненный путь у алтарей Темных Богов. Люди боялись страшных повелителей, покой которых стерегли великаны. Шли годы, боги старели, великаны вымирали… Потом с юга подступили дружины новых владык, закованные в железо воины утверждали власть иных вождей и иного божества… Темные Боги объединились и выступили против пришельцев, одевшись в каменную броню… превратив собственную шкуру в подобие каменной брони… Темные одолели пришельцев, но и полегли сами почти поголовно, ибо кровь убитых южан, как оказалось, размягчала их каменный доспех… А уж кровь в день великой битвы лилась рекой. Отгремели схватки, в горах настали новые времена, о власти Темных Богов многие позабыли…
— Так вот, значит, чем завершился Поход Проклятых… — задумчиво проговорил очарованный рассказом Фомас. — Стало быть, войско Ретрихта Злого сгинуло у вас, за морем… В книгах пишут об этом походе всякое, но подобного я не читал…
— И не прочтешь, — буркнул Ренган, — если сам не напишешь. Однако выходит, что я прикончил бабу тогда, в Лодоре… Никогда бы не подумал, что Оракул — баба…
Фомас внимательно слушал, не решаясь перебить. Теперь он глядел на солдата другими глазами — кто бы мог подумать, что нынче встречаются такие герои. И вот он, воитель, победивший Темную Богиню — сидит, рассуждает о своем подвиге, как о чем-то обыденном.
— Однако это меняет дело, — заявил Ренган. — Если у меня бабские останки, то башку не удастся загнать как честную главу блаженного Гэрфина… Я тысячу раз прав, что пригласил в дело тебя! Скажи, куда можно с этой башкой податься? Кто даст хорошую цену?
— Ну… я полагаю… Дай сообразить…
Фомас сглотнул, едва задумавшись, какое святотатство в самом деле задумал северянин. Выдать за мощи блаженной — что? Останки ложной богини? А ложной ли? Наоборот, истинной! У бедного клирика голова пошла кругом от этих мыслей. Ренган истолковал замешательство приятеля по-своему и решил, что перессорившимся человечкам в голове Фомаса не помешает глоточек пива. Солдат прошел к двери, поднял оставленный священником кувшин и, возвратившись к кровати, наполнил кружки. Отхлебнул сам и сунул кружку Фомасу, тот жадно приник к сосуду. Наконец решился и, оторвавшись от пива, сипло вымолвил:
— Я беру на душу смертный грех, но… Монастырь блаженной Энигунды! Принцесса Амелия принесла монахиням такие дары, что… А больше ни одной из женских обителей не под силу выкупить ЭТО. Голова стоит целого состояния… Мы предъявим сестрам из монастыря блаженной Энигунды мощи их небесной патронессы.
